Корабли и люди - Иван Георгиевич Святов

курсом. Расстояние между нами быстро сокращалось, «Стерегущий» шел 32-узловой скоростью. Я доложил командиру ОЛСа обстановку, приказание командующего флотом и своё намерение идти на перехват конвоя к Рижскому бую. Дрозд приказал мне идти самостоятельно и сказал, что ввиду недостатка топлива и засолённости холодильников «Стойкого» он пойдёт за нами только экономичной 20-узловой скоростью, для полного хода у них не хватало топлива.

«Стерегущий» перехватил конвой около четырёх часов дня, когда он уже начал втягиваться в Даугаву (Западную Двину). У Рижского буя обнаружили восемь-десять транспортов. Збрицкий приказал артиллеристу старшему лейтенанту А. В. Шаталову открыть огонь, который начал стрельбу с дистанции 120 кабельтовых.

Первыми же залпами из четырёх 130-мм орудий удалось накрыть головной транспорт. Комендоры работали, как на состязательных стрельбах, не менее пятнадцати залпов в минуту. После второго или третьего залпа транспорт взлетает на воздух и начинает тонуть. Затем взрываются и тонут второй, третий и четвёртый транспорты[15]. Видимо, они были гружены боеприпасами. Вдруг сигнальщики докладывают: «Четыре торпедных катера противника идут на нас»!

– Не прекращать огня по транспортам, – приказывает Збрицкий. А мне говорит: «Отразить катера успеем, а транспорты уйдут». Тонет пятый транспорт, на двух возникает пожар, и они выбрасываются на берег. Всё это мы наблюдаем в бинокли и стереотрубы совершенно отчётливо, ведь дистанция до транспортов сократилась до 70 кабельтовых.

А что же катера?

– До катеров – 40 кабельтовых! – докладывают дальномерщики.

– Право руля, – командует Збрицкий и разворачивает корабль к катерам на левый курсовой угол 60 градусов, чтобы дистанция не так быстро сокращалась. К тому же это позволяло лишить их выгодной позиции для торпедной атаки.

– Отразить атаку торпедных катеров, Шаталов!

Первыми же двумя залпами два катера были потоплены, два других отвернули вправо и поставили дымовую завесу. Когда мы изменили пеленг, чтобы видеть корабли противника, их уже не было. Они вошли в Двину. Круглым счетом, эсминец «Стерегущий» мастерски уничтожил шесть транспортов со всем содержимым и два торпедных катера.

Так окончились быстротекущие события того памятного дня 18 июля. Враг понёс большой урон. Из 26 транспортов фашистского конвоя наша морская авиация и эсминец «Стерегущий» потопили двенадцать и, кроме того, уничтожили два торпедных катера. Тринадцатый транспорт подорвался на нашем минном заграждении. Словом, половина фашистского конвоя не дошла до Риги.

В штабе флота почему-то отнеслись к этому боевому эпизоду скептически и прохладно. Во всяком случае, это боевое событие в оперативную сводку не попало. Может быть, затерялось и моё боевое донесение. В штабе всякое случалось…

Когда мы возвращались обратно, в небе появились четыре наших бомбардировщика, вероятно летевших с боевого задания. Самолёты летели курсом на нас с зюйд-веста. В бинокль были ясно видны опознавательные знаки наших самолётов. Вдруг мы видим: от самолётов отделяются бомбы.

– Право на борт! – командует Збрицкий. Корабль резко кренится на левый борт и быстро катится влево. Бомбы падают вдоль левого борта. Комендоры без приказания открывают огонь по самолётам, и они удаляются в сторону Моонзунда.

Наконец мы сблизились с эсминцами «Сердитый» и «Грозящий», сбавили ход и, получив разрешение, вступили в кильватер «Сердитому», на котором командир ОЛСа держал свой флаг. Подавив батарею на острове Виртсу, мимо которого нам приходилось проходить в 20 кабельтовых, мы пришли на Моонзундский рейд. Я со всеми офицерами штаба перешёл на «Сердитый» к своему командиру.

А мою первую минную постановку в Рижском заливе мне пришлось провести 19 июля на сторожевом корабле «Буря» с участием базового тральщика «Фугас» и бывшим эстонским минным заградителем «Ристна» – колёсным пароходом постройки прошлого века. Скорость хода он развивал не более 8–10 узлов, вооружения никакого не имел, кроме двух пулеметов-максимов армейского образца – страшно себе вообразить! Тем не менее, мы выставили в районе банки Микельбека в Ирбенском проливе 120 мин.

Приняли мы эти мины на рейде Триги, снялись с якорей, пошли в Моонзунд, затем проливом Виртсу-Вейн в Рижский залив. На параллели острова Кихну вдруг на зюйде над горизонтом в воздухе повисли два светящихся шара. Что это? Явление в море совершенно непонятное, никогда нами не виданное. Мы тогда ещё представления не имели о «сабах» – светящихся авиабомбах, спускающихся на парашютах, и недоумевали: что же это такое?

Ночи в это время стали темнее, и эта была особенно тихая. Море гладкое, по июльски ласковое, фосфоресцировало в кильватерной струе. Такого свечения, такой люминесценции моря на Балтике мне больше никогда не привелось увидеть, как и такого обманчивого спокойствия и кажущейся благодати мироздания.

Вскоре к зюйду от нас послышался гул самолёта. Вот оно что! Разведчик летает и освещает море какими-то неизвестными нам средствами. Если мы пойдём этим курсом дальше, то неизбежно будем обнаружены, так как кильватерная струя, мерцающая в темноте слабым голубовато-зеленоватым светом, долго светилась и не затухала.

Скрытность минных постановок – основной залог успеха. Самолёт может обнаружить и нас, и место постановки мин. За этим неминуемо последует нападение на нас, на корабли, по существу, беззащитные, так как никакого прикрытия боевыми судами у нас не было.

Гул самолёта то приближался, то удалялся. В эту ночь я решил постановку не производить, предпочтя отойти на рейд Куресари к лесистому острову Абрука, и там отстояться днём. Так и сделал: отвернул вправо от курса, которым шёл, на 90 градусов и ушёл под Абруку.

Следующую постановку я производил на тех же кораблях на вторые сутки. Она прошла нормально, без помех, в намеченном районе, чуть восточнее меридиана Микельбека. Самолёт больше не гудел, и море предательски не светилось.

В постановке мин участвовали тральщик «Фугас», сторожевой корабль «Буря», минзаг «Суроп» и эскадренный миноносец «Смелый» с командиром капитаном 3 ранга Владимиром Сергеевичем Быковым, а также отряд торпедных катеров. «Смелый», только что принятый от завода, был ещё кораблем не отработанным и без всякого боевого опыта.

При этой постановке я с некоторым удивлением установил, что ход минзагов прошлого столетия оказался узла на два больше при возвращении. Видимо, кочегары работали не за совесть, а за страх. За кормой минзагов стлался густой чёрный шлейф дыма.

Ночью 21 июля минную постановку я проводил с одиночного эсминца «Грозящий», на котором почему-то (не помню причины), кроме опытного командира Черемхина, находился командир дивизиона миноносцев капитан 2 ранга Солоухин. Постановка прошла успешно в назначенном месте и в назначенное время. На этот раз мы установили в Ирбенском проливе 90 мин.

Завершив дело, мы легли на обратный курс, ведущий в пролив Виртсу-Вейн. К боевой обстановке мы уже привыкли, освоились с ней, и все трое, стоя на правом борту мостика, мирно беседовали о посторонних вещах, рассказывали друг другу