Игра в городки - Юрий Николаевич Стоянов

странного фантастического спектакля про будущее. В зал никого не пускали, и мы, кто не ездил за границу, с завистью наблюдали за происходящим с колосников, то есть из-под самой крыши театра. Там внизу, в тишине слышался только звук вскрываемых картонных коробок, скрип упаковочного пенопласта, удары печатей по бланкам с таможенными декларациями и чей-то шепот. И вдруг рядом кто-то сказал:

– Сейчас бы туда РГД–5 с запалом на три и две десятых секунды зафигачить!

Я обернулся и увидел Виталика, который служил срочную сапером и дело свое помнил…

Родословная японского императорского дома Сумэраги, к которому принадлежал и Хирохито, восходит, по свидетельству древних исторических хроник «Кодзики» и «Нихонги», прямиком к богине солнца Аматэрасу. К вечеру пятнадцатого сентября 1988 года Аматэрасу, похоже, начала проигрывать в схватке за жизнь императора богине Дзигокудаю, олицетворяющей японский загробный мир. Начальнику управления императорского двора Японии не оставалось ничего, кроме как выйти к журналистам, толпившимся у дворца сёгунов, и объявить им, что Хризантемовый трон зашатался.

Эта новость моментально была растиражирована всеми мировыми СМИ и долетела до набережной реки Фонтанки, до дома 65, где находился мой театр. До начала гастролей оставалось семь дней…

Утром в дирекцию БДТ дозвонился представитель принимающей японской стороны и объявил о том, что гастроли на грани срыва! По японскому протоколу в случае тяжелой болезни императора в стране запрещается любая реклама зрелищных и развлекательных мероприятий, а если, не дай бог, император умрет, то запрещаются и сами мероприятия и страна погружается в многодневный траур.

Театр запаниковал. Все помнили, как начинались предыдущие гастроли в Японию. Первого сентября 1983 года, пока актеры плыли из Находки в Токио на пароме, в небе, западнее острова Сахалин советским истребителем-перехватчиком был сбит южнокорейский «Боинг–747». Все двести сорок шесть пассажиров, находившихся на борту, погибли.

Море сильно штормило, и когда измученные морской болезнью артисты уже подплывали к берегу, то первое, что они увидели на причале, было огромное пылающее чучело генерального секретаря ЦК КПСС Юрия Владимировича Андропова.

Генсека подожгли манифестанты, которые потом пикетировали все спектакли театра в Токио. Те гастроли тоже хотели закончить, не начиная, но каким-то чудом они состоялись. И вот теперь, когда все чемоданы уже запакованы, все сухари подсчитаны и расписан весь скудный актерский рацион на сорок дней, – все опять под угрозой срыва! Но благодаря то ли коллективной мольбе актеров, мысленно транслируемой в сторону Японии, то ли конкретной костюмерше Леночке Царик, заказавшей православный молебен «о здравии раба Божьего Хирохито» во Владимирском соборе, состояние здоровья императора из «угрожающего» перешло в «стабильно тяжелое», и гастроли были разрешены!!!

Из аэропорта Шереметьево мы должны были вылетать двумя аэрофлотовскими бортами Ил–62 с разницей в один час. Но переволновавшийся накануне замдиректора театра что-то там напутал, и первый самолет унес бо́льшую часть труппы исключительно в экономическом классе. Причем лучшую, главную ее часть. Всех народных, заслуженных и просто ведущих артистов разместили на узких креслах, где их колени врезались в спину впередисидящего. А перелет длился десять часов. Вторым рейсом полетели всего двенадцать человек. И я в их числе. Нас было четыре артиста и восемь рабочих сцены. И вот мы-то и летели бизнес-классом! Никогда в жизни до этого мы не ели и не пили того, что нам предложил «Аэрофлот»! Я узнал, что какая-то розовая фигня в бутылке называется «кампари» и что пить его нужно исключительно с апельсиновым соком, а виски можно разбавлять колой в пропорции один к двум, как, впрочем, и бакарди, что водка с томатным соком – это «Блади Мэри», что маленькие корзинки с черной икрой – это тарталетки, а кусочки ветчины, проткнутые зубочисткой, – это канапе. Все это происходило как будто не с нами! И казалось, что в любую секунду кто-нибудь вышвырнет нас из бизнес-класса со словами: «Совсем, суки, страх потеряли! Не по чину жрете!» И мы поначалу с опаской рефлекторно оглядывались. С 1985 года все (!) продукты питания отоваривались в наших магазинах только по карточкам, и нормы отпуска были минимальными. Водка, мыло, стиральный порошок и сигареты были тоже по карточкам. А мы тут жируем!

В последнем ряду нашего салона еще летели два шикарно одетых парня. Оба русские. Мои ровесники. Они громко смеялись, травили анекдоты, выпивали, вели себя с незнакомой мне свободой и раскованностью и как-то прекрасно-вызывающе. Я не знаю, к какой такой удивительной организации принадлежали эти гости из будущего, но ни олигархов, ни тем более их отпрысков тогда еще не было.

Так что приходилось только догадываться: то ли дипломаты, то ли под прикрытием дипломатов, бог их знает…

Когда мы прилетели в Токио, то были изрядно подшофе. Нас встретили осуждающие лица коллег, и одна пожилая актриса срывающимся голосом громко выкрикнула: «Вы что себе позволяете?!» – как будто это мы вытурили ее пинками из бизнес-класса в эконом и вдобавок выжрали все, что ей причиталось…

Через несколько часов нас отвезли на площадку театра в Иокогаме и раздали нам наши же посылки самим себе с Родины. Моим соседом по комнате был Володя Козлов, замечательный артист. Он родился в 1941 году в уже осажденном Ленинграде, а его голодное детство научило его трепетному отношению к еде. К выброшенному куску хлеба он относился как к святотатству и, как никто другой, имел на это право.

– Лучшего специалиста по теме «Как прожить сорок дней с десятью килограммами хавки», чем я, тебе не найти, – сказал Володя, распаковывая свой ящик. – Запомни! Теперь у нас, как на зоне, все продукты общие.

Володя Козлов принадлежал к привилегированной части театра. Он был занят в легендарном спектакле «История лошади». Играл то ли коня, то ли жеребца – не это важно. А важно то, что, будучи членом сценического табуна, Володя выезжал за границу минимум три раза в году! Правда, не так надолго. А ведь когда Марк Розовский только репетировал этот спектакль еще на малой сцене, многие шли на невероятные ухищрения, чтобы свалить с постановки. Прошло несколько лет, и, перефразируя Маркса, можно сказать, что не было такого преступления, на которое не решился бы артист ради участия в «Истории лошади»!

Меня взяли на гастроли со спектаклем «Амадеус», где я играл Моцарта, а Владислав Стржельчик – Сальери. Когда японский импресарио задал нашей дирекции вопрос: «А Моцарта у вас исполняет звезда?» – то услышал в ответ:

– Да какая там «звезда»! Его Юра Стоянов играет.

– То есть на гастроли в Токио в роли Моцарта вы привезете НЕ звезду?! – не унимался японец.

Тогда наши смекнули и быстро нашлись: