Дар Асафа и Майи - Борис Асафович Мессерер

Плисецкой! Она и ее зритель как бы ответили на несправедливость властей.

Вот как Майя Плисецкая написала о двух «Лебединых»: «Недавно один журналист, старавшийся всю жизнь не пропустить моего спектакля, в беглом разговоре заметил, что те опальные «Лебединые» были венцом моей карьеры. Так они были тревожны, эмоциональны, нервны, что подняться выше их уровня мне позже уже не удалось…»

Только балерина, обладающая огромным чувством достоинства и высокой профессиональной самооценкой, могла описать свой блистательный триумф столь сдержанно просто, без ненужных эмоциональных всхлипов, не как дива, а как профессионал, анализирующий свой труд.

«После адажио выходила «на поклон» шесть раз. После вариации – четыре. И дальше весь балет такие же цифры (по дневнику их привожу). Я совсем не устала, даже потинки не выпало, так как отдыхала на поклонах всласть, восстанавливая дыхание до самого нормального».

И лишь в конце, когда хотела подчеркнуть не свой успех, а протестную реакцию публики, позволила себе высокую ноту восторга:

«А что было в конце актов и после последнего закрытия занавеса – описать невозможно. Шквал. Шторм. Извержение Везувия.

То, чего опасались власти, – произошло. Де-мон-стра-ци-я!!!»

Я благодарен тому времени, когда юношей мне посчастливилось своим дружеским участием помочь Майе в трудные дни.

«Кармен-сюита»

Я часто, в разные времена, задавался вопросом: «Что меня больше всего поражает в Майе?» И неизменно ответ был одним и тем же: творческая целеустремленность, творческая направленность, творческое горение! Это проявлялось, я бы даже сказал прорывалось, во всех ее поступках, всех ее помыслах и желаниях. Так было и с «Кармен-сюитой»: «Мысль о своей Кармен жила во мне постоянно – то тлела где-то в глубине, то повелительно рвалась наружу. С кем бы ни заговаривала о своих мечтах – образ Кармен являлся первым…»

В конце 1966 года в Москву приехала труппа кубинского национального балета во главе с легендарным Альберто Алонсо: «Шел балет, поставленный Альберто Алонсо. С первого же движения танцоров меня словно ужалила змея. До перерыва я досиживала на раскаленном стуле. Это язык Кармен. Это ее пластика. Ее мир. В антракте я бросилась за кулисы. – Альберто, вы хотите поставить «Кармен»? Для меня? – Это моя мечта… Диалог – без “здравствуйте”, без представлений. Сразу. В лоб. Как гром в ясный день».

Балет «Кармен-сюита». Кармен – Майя Плисецкая, Хосе – Гедиминас Таранда. 1975 год

Это из книги Майи Плисецкой «Читая жизнь свою…». Неслучайно в названии книги появился глагол – читать. Ее творческая жизнь – это произведение, наполненное отнюдь не частными житейскими событиями, ее жизнь – это книга, которую надо читать. Все повествование книги захватывало меня, особенно глава о борьбе за СВОЮ Кармен. Кармен в балете! Искусство танца, которому Майя посвятила свою жизнь, обогатилось еще одним пришедшим из литературы образом, властно утвердившимся на сцене. Героиня книги Проспера Мериме, свободная и раскрепощенная, во многом совпала с самой Майей.

Уже потом за «Кармен-сюитой» последовали «Чайка», «Анна Каренина», «Дама с собачкой», «Мария Стюарт», «Айседора Дункан». Выразить себя через пластику танца, используя классические литературные источники, воплощая существующие легенды, связанные с ними, на сцене, было первостепенной целью Плисецкой. Но главным для нее оставался персонаж книги Мериме!

Сюжет Плисецкая-Кармен являет собой повествование, наполненное страстью, неожиданными событиями, предательством и любовью. Этот «взлет» Майи, наверное, и есть кульминация моего рассказа о балерине.

Конечно, Майя мыслила высокими категориями, поэтому обратилась с просьбой создания музыки к балету к великим композиторам. Ни Дмитрий Дмитриевич Шостакович, ни Арам Ильич Хачатурян не взялись за эту работу из опасения «притронуться» к музыке Жоржа Бизе. И только отчаянный порыв Родиона Константиновича Щедрина спас балет. Балет, которым грезила Майя. Молодой композитор не побоялся прикоснуться к партитуре прославленного композитора и создал свой шедевр, не уступающий творению Бизе.

Для меня очевидно, сколь огромна роль Родиона в становлении этого балета. Она не только в создании музыки (блестящей музыки!), но и в постоянной моральной поддержке Майи во всем, даже в присутствии на бесконечных изматывающих совещаниях, связанных со спектаклем. Это ценилось Майей, но было и ее творческое влияние на Щедрина (к этому времени они уже муж и жена), о чем не раз говорил сам композитор.

Итак, была музыка Родиона Щедрина, был балетмейстер-постановщик Альберто Алонсо, но не было художника-постановщика балета, так как великий художник Александр Григорьевич Тышлер не включился в столь рискованное мероприятие. Майя обратилась ко мне, и я в желании облегчить труднейшую работу по созданию балета с огромным энтузиазмом взялся за дело.

В своем сценическом решении спектакля я старался, с одной стороны, быть точным; место действия –  коррида, арена боя быков, – как наиболее очевидный первоисточник национальной традиции, а с другой стороны, как символ бытия, места, где вершатся человеческие судьбы, где выносится беспристрастный приговор жизни и смерти персонажам трагической истории о свободной Кармен. Отсюда и появляется балетный язык жеста героини – отстранение, отрицание обезличивающей маски, которую она срывает с себя, отсюда и превращение простых испанцев в вершителей судеб, когда они занимают места за судейскими стульями, расставленными вдоль арены для боя быков.

Возникающий дуализм характеров персонажей является ключом всего визуального решения декорации. Потому и масштабная маска быка, нависающая над ареной, как образ всего спектакля, исчезает на глазах у зрителя и лишь напоминает о себе отдельными световыми вспышками – высвечиванием глаз по ходу действия (например, в сцене «гадание»). Дуализм подчеркивался и в принципиальном решении костюмов, когда костюм делится на две части: цветную и черную. Тем самым служит двум измерениям – в случае, когда народ – судьи, и когда это простые жители или работницы табачной фабрики.

Эскизы костюмов Бориса Мессерера к балету «Кармен-сюита»

Сцены из балета «Кармен-сюита»

«Кармен-сюита». Главная декорация со знаменитой маской быка

Образ быка тоже дуален: бык в прямом значении слова и одновременно бык как рок, предвестник трагического будущего.

Вот в общих чертах тот разворот действий, художественных решений, о которых мы с Альберто Алонсо часами рассуждали, пока готовился спектакль. Встретившись с Алонсо в Москве, мы буквально ринулись в долгожданный диалог. Каждый из нас был увлечен Кармен, и каждый хотел поделиться своим видением балета. Но, увы, такой диалог не получался по простой причине – мы не знали языка друг друга… Языком общения был ломаный английский, который сейчас даже невозможно воспроизвести. Мы обходились минимумом слов, но нас объединял единый культурный код. Приведу только