Русский кот - Валерия Алексеевна Державина

– Кстати, как у тебя тут с документами?

– На работе оформили, сразу как переехали. А вы подались?

– В процессе. Какой план дальше?

– Да какого-то определенного плана нет. Позовут меня в одну страну – поеду. Позовут в другую – тоже поеду.

– Хороший настрой.

– Ну, так… А у вас как?

– Да тоже что-то вроде этого. Хотела еще раз поступать в Италию, но пока нет сил об этом даже думать. Хотя по срокам решать надо вовсю.

– Правильно, что вы решили делать документы: может, работа какая подвернется. Здесь много телевизионных компаний, можно им отправить резюме.

Мы посидели еще около часа, вспомнили старых знакомых и один курьезный случай, связанный с собакой и уборкой за ней, который я все же упоминать здесь не буду, а потом меня забрал Саша, который все это время ездил по своим делам.

Пока я шла к машине, меня оглушила пожарная сирена. Большой город… Поняла: хочу жить в большом городе, в котором всегда кипит жизнь, который не вымирает по воскресеньям, в котором поход на ночной рынок не единственное событие месяца. Ночной рынок – это рынок, который работает часов с семи вечера и где-то до часу ночи, там продают еду, например пасту в сырной голове или местные сладости, керамику ручной работы и прочие приятные вещи. Вот, например, как хорош Белград! Интересно, какой самый большой город в Европе? Гуглю: первое место – Москва, второе – Стамбул, третье – Лондон, потом – Питер. Чувствую себя глупо. Сажусь в машину.

– Как все прошло? – спрашивает Саша, дождавшись, пока я пристегнусь.

– Хорошо, нормально. Юра сказал, что он казах.

– А он казах?

– Нет, он…

Меня перебивает телефон. Показываю Саше, что это бабушка, вздыхаю, медлю.

– Алло, да, привет! – беру трубку.

– Неплохое начало! – тихо говорит Саша, улыбаясь.

Грожу ему кулаком.

– Да ничего, все нормально. Как у вас, как дедушка?

Саша показывает большой палец и трогается.

– Пока не собираемся…

– Ба, ну не начинай, я, конечно, знаю, где моя Родина…

– Здесь неплохо, погода отличная.

– Да знаю я всё…

– Да.

– Да, да.

– Хорошо.

– Да, поняла. Слушай, сейчас не могу говорить, мы с Сашей едем из Белграда… Позвоню завтра.

– Да, хорошо, целую, до связи.

Впереди час дороги.

Рим, 2023 год

Жду вылета в кафе внутри аеродрома (это по-сербски) Никола Тесла. Полтора часа – и я буду в Риме: кривить ожогом рот господам на паспортном контроле, как я сама фантазирую, и угадывать, какое выражение прячется под маской лица. Шевелятся ли там насмешка и пренебрежение? Или жалость и пренебрежение? Посмотрим. Настраиваюсь. Захотят ли они снять отпечатки с каждого пальца, как в ноябре в Германии? Пусть берут. Захотят взять документы, уйти и где-то тайно ими шелестеть, как в декабре в Хорватии? Подожду. Сумку мою забрать захотят, как у той несчастной в Берлине, по причине того, что я русская? Будет драка.

Думаю, какими могли бы быть заголовки в новостных пабликах, если бы они попытались это сделать: «От сумы до тюрьмы: гражданку РФ задержали за драку во время изъятия сумки в аэропорту Фьюмичино таможенным представителем».

– Сiao-ciao…[9] – начинает видеозвонок с кем-то итальянец справа от меня. Мне почему-то кажется, что разговор корпоративный, но это не мешает итальянцу потягивать Birra Moretti[10] – вот у кого правильный настрой.

Перевожу взгляд на барную стойку: кто-то давно занят аперолем и уже заметно устал, паровозом свистит и стучит кофемашина, а к моему столу – сижу за общим – степенно подплывают надушенные гроздья ручной клади в шашку: соотечественники по-прежнему предпочитают «Луи Виттон» и благоухают ароматом «Баккара Руж».

* * *

Вечерний Рим похож на дневной Рим, который покрасили морилкой и он стал цвета сепии. Тащимся с Машей по этой коричнево-серой открытке, по маленьким камням мимо больших камней, состоящих из маленьких. Не ветер, а скорее теплый воздушный поток кидает в усталые лица пылинки: после концерта, как после долгого купания в море, слегка гудит голова и заложены уши.

День оказался длинным. Сначала Маша затаскала меня по своим проверенным римским маршрутам, чтобы меня «точно не разочаровал город». Город меня не разочаровал, но дико утомил. Я люблю дышать городом, чувствовать его под пальцами, которые ковыряют угол здания в моменты ожидания джелато, ощущать тепло асфальта и прохладу брызг фонтана, рядом с которым можно зависнуть на сколько угодно – и ничего тебе за это не будет.

Маша же любит списки. Больше списков она любит только проставлять в них галочки. Ватикан, Пантеон, развалины раз, развалины два, развалины двадцать два – следующие древнее предыдущих, и все они выглядят значительно лучше, чем я на пятый час такой экскурсии. Но сейчас мы уже онемели от усталости и легко осилим еще два километра до отеля на автопилоте. Идем и почему-то обсуждаем отцов.

– …и когда я пришла на эту встречу с ним после того, как мы пятнадцать лет не виделись, он мне начал рассказывать про этого своего пасынка! Какие они невероятные друзья! Как они ездят вместе в Индию, ты прикинь?

– Это ужас… Сколько лет тебе было? – Маша качает головой.

– Двадцать! А он ведь даже не его родной сын! Но это неважно, важно то, что он пятнадцать лет меня не видел и никак не пытался связаться… И вот с чего начал разговор! Хочется спросить – зачем? Это каким надо быть идиотом…

– Да, я помню, ты рассказывала. Жесть, просто жесть…

– И вот сижу я, значит, напротив него в этой кафешке в торговом центре, слушаю про эту дружбу, и настолько я как-то даже… опешила от такой наглости, что даже не злилась, а просто слушала в стиле «да-да, понятно, очень интересно…»

– Мне очень жаль. Я представляю, в каком стрессе ты находилась.

– Думаешь? А кажется, что мне было все равно.

– Это такая реакция на стресс.

– Ну… Может.

– Мужчины, ничего нового…

– Ты знаешь, вот сейчас иду и понимаю, что я от этого всего полностью свободна. Нет больше какого-то желания доказать, что я лучше этого пасынка, которого я никогда не видела… Хотя, вряд ли он знает три языка и написал книгу, про внешность вообще молчу… Мне не надо общаться с отцом, связываться, мне просто наплевать.

– Хотела бы я, чтобы мне тоже было наплевать.

– А тебе нет?

– Неа. Когда я последний раз со своим связывалась, он сказал, что проклинает меня. И что у него больше нет дочери.

– Слушай, давай я приеду и его вещи порву? Как