Противостояние президенту США. Откровения бывшей помощницы Байдена - Тара Рид

него. Играла классическая музыка, горели свечи. Мы плакали. Я наклонилась к нему, чтобы попрощаться.

– Ты знаешь, как сильно я тебя люблю, – произнес Майкл.

– Да, и ты знаешь, как сильно я тебя люблю, – ответила я сквозь слезы.

С Майклом я всегда чувствовала себя любимой. Он придавал мне смелость и уверенность, которые мой отец пытался подорвать.

Тут Майкл сыграл со мной последнюю братскую шутку. Когда никто не видел, он сделал смешную гримасу и подмигнул мне. Это меня рассмешило. Все озадаченно посмотрели на меня, потом – на Майкла, который с улыбкой опустил голову и закрыл глаза. Это был милый забавный момент, понятный только мне и Майклу. Так он хотел сказать мне: «расслабься».

Мы развеяли прах брата в Тихом океане, и я спела «Что такое юность?». Глядя на скалу в заливе Морро, я думала о его духе, свободном от боли, парящем в прозрачном тумане под крики чаек.

Месяц спустя у меня было прослушивание для одной из постановок в театре «Глобус» в Голливуде. Я начала с монолога Анны из «Ричарда Третьего». Вдруг я замерла. Такого никогда раньше не было. Я могла забыть строчку или две, но никогда не застывала на сцене. Режиссер был удивительно добрым. Он поднял руку и сказал:

– Тара, я знаю, на что ты способна. Ты уже выступала здесь. Успокойся. Все в порядке. Скажи только, что случилось.

– Мой брат умер, – медленно ответила я. Я впервые произнесла это вслух.

Он подошел ко мне и обнял, а я заплакала. У него тоже появились слезы на глазах.

– Ладно. Дело вот в чем: актерский метод – это хорошо. Есть режиссеры, которые говорят, что нужно использовать свою боль. Но я с этим не согласен. Используй боль персонажа. Твоя собственная может тебя разрушить. Поняла?

Я кивнула в знак согласия.

– Давай используем это время, чтобы забыть о том, что с тобой произошло. Тебе нужно закончить на успешной ноте, – сказал он и велел помощнику перенести следующие прослушивания.

Я молча ждала.

– Я вынужден просить тебя начать сначала, – теперь его голос звучал строго.

Я начала и запнулась. Он подбодрил меня и заставил сделать это еще три раза. В конце третьей попытки режиссер зааплодировал и улыбнулся. Я не помню его имени, но никогда не забуду его доброту и терпение. Он помог мне разобраться с тем, что могло бы перерасти в боязнь сцены. В тот день он вылечил меня лучше любого психотерапевта.

Я сделала все, что нельзя делать, когда переживаешь глубокое горе. Бросила актерскую карьеру, сменила профессию, чтобы попробовать себя в политике, переехала на другой конец страны и рассталась со своим парнем. Мой профессор политологии посоветовал мне подать заявку на стажировку у Леона Панетты, который тогда был конгрессменом в Вашингтоне, округ Колумбия.

Я подала заявку и получила должность. Мне были интересны вопросы защиты животных, и я хотела покончить с убоем лошадей. В мои обязанности стажера в основном входило копирование документов и организация экскурсий по Капитолию для избирателей. Я плохо ориентировалась в здании Капитолия и, чтобы не заблудиться, отводила экскурсионные группы туда, куда я точно знала дорогу – в служебные помещения для членов Конгресса и их персонала. Избиратели оставляли восторженные комментарии, увидев Кеннеди или других знаменитостей. Обеспокоенный Панетта вызвал меня, но выслушав мои объяснения, раскатисто рассмеялся и махнул на меня рукой.

Однажды я и еще один стажер обедали вместе с Панеттой. У нас была возможность задать ему вопросы. Когда мы спросили о губернаторе из Арканзаса, который в то время привлек к себе внимание в Нью-Гемпшире, Леон с усмешкой сказал: «Этот парень Билл Клинтон? Он просто продавец змеиного масла». Я вспомнила этот комментарий много лет спустя, когда Панетта стал главой администрации Клинтона.

Леон рассказал нам знаменитую историю о том, как стал демократом. Он работал в администрации Никсона и был увлечен гражданскими правами. Его просили не усердствовать, но он не послушал. Однажды Панетта пришел на работу, а там его ждал приказ об увольнении, который он прочитал на доске объявлений при всех остальных сотрудниках. Леон вернулся домой в округ Монтерей, решил покинуть Республиканскую партию и баллотироваться как демократ.

После стажировки я вернулась в Калифорнию и работала в Конгрессе во время предвыборной гонки. Я с головой погрузилась в работу и политику, но тогда еще не знала, куда это меня приведет.

Глава 8. Вашингтон, округ Колумбия: самый опасный город на Земле

Как мухам дети в шутку, нам боги любят крылья обрывать.

Уильям Шекспир

Я была рада начать новую жизнь в качестве штатного сотрудника Джо Байдена. Я и понятия не имела, что то, что я считала отличным началом своей карьеры, принесет неожиданные и разрушительные последствия, которые будут преследовать меня на протяжении всей жизни. В тот момент я была счастлива и полна надежд. Моя сиамская кошка Клео, однако, была другого мнения и злилась, сидя в коробке под моим сиденьем в салоне самолета, следующего из Лос-Анджелеса в Вашингтон, округ Колумбия. Она прошла через все мои переезды, мужчин и пару землетрясений в Лос-Анджелесе. На громкое протестующее мяуканье Клео наконец среагировала стюардесса. Накрашенные красной помадой губы ругали меня: «Этот кот мешает другим пассажирам». Я пожала плечами.

Стюардесса жестом пригласила меня следовать за ней. Я взяла Клео, подхватила сумку и последовала в переднюю часть самолета. Нас устроили на больших удобных серых сиденьях, и я счастливо вытянула ноги. Принесли филе-миньон, и я, будучи вегетарианкой, нарезала его на мелкие кусочки для Клео. Она одобрительно замурлыкала. Пассажиры первого класса бросали на меня любопытные взгляды, пока я кормила кошку стейком. Клео спокойно сидела до конца полета, удовлетворенная тем, что теперь все знали, что она ездит только первым классом. Всего несколько часов спустя я наблюдала из окна самолета, как мы летели над Вашингтоном, а ночные огни, как звезды, освещали контуры памятников.

За два месяца до этого я прилетела тем же рейсом из Калифорнии в Вашингтон на собеседование в офисе Джо Байдена.

Перед собеседованием я встретилась с Джоном Бенито, которого знала еще со времен стажировки у Леона Панетты. Джон был высокого роста и отличного телосложения. У него были густые каштановые волнистые волосы и живые темно-карие глаза. Куда бы мы ни пошли, на него всегда обращали внимание женщины.

Отец Джона – американец, а мать кубинка. Я понятия не имела, как возник этот союз, за исключением обрывков историй, которыми поделился со мной Джон. Он говорил, что ненавидит отца и обожает мать. Джон отвез меня пообедать перед интервью. Я пила только воду с лимоном, потому что слишком