Противостояние президенту США. Откровения бывшей помощницы Байдена - Тара Рид

Через несколько часов я должна была быть на концерте Стинга. Мы собирались пойти туда вместе с другом. Верона – небольшой городок, и он уже слышал, что на меня напали собаки, поэтому принес мне цветы в больницу. Однако все равно пошел на концерт без меня.

В инвалидном кресле и таща за собой капельницы, я с трудом добралась до балкона. Анжелика, итальянка тоже лет двадцати, курила и наблюдала за мной.

– Хочешь сигаретку? – она немного говорила по-английски.

– Нет. Grazie, no fuma (Спасибо, не курю), – ответила я.

– А это особенная сигарета, – усмехнулась она.

Я затянулась и почувствовав запах гашиша и табака. Хотя я не употребляю наркотики ни в каком виде, но после того, через что я прошла, это могло облегчить боль.

– Хочешь пива? – предложила Анжелика.

– Si («да»), – ответил я с улыбкой и сделал большой глоток холодного освежающего пива.

Внезапно раздался шум – по коридору в направлении балкона с криками неслась медсестра-итальянка.

– Que cosa fai? («Что ты делаешь?») – выхватив пиво у меня из рук, она покатила мое инвалидное кресло в палату, отчитывая меня всю дорогу, как будто мне было десять лет. Я оглянулась на Анжелику, которая угрюмо наблюдала за происходящим.

На следующее утро пришел врач, чтобы меня осмотреть. Он принес бутылку вина, шоколад, несколько модных журналов и сказал на ломаном английском: «Я слышал, ты вчера вела себя очень плохо. Вот, возьми и больше не вставай с постели». Я задумалась, покроет ли мой страховой полис вино и шоколад. Потом рассмеявшись, поблагодарила его.

Я была очень далеко от семьи и медицинский персонал всячески баловал меня. Это действительно было моим лучшим пребыванием в больнице.

Когда меня, наконец, выписали, я с удивлением узнала, что счет был полностью оплачен местным землевладельцем, который услышал о нападении собак на меня. Так как это случилось рядом с его владениями, он захотел меня поддержать и также оплатил мое проживание в общежитии, где я восстанавливалась после операции, и организовал уход за мной. Я точно никогда не забуду доброту и сострадание, которые проявили ко мне в Италии.

Позже я продолжила свое путешествие по разным странам, но часть моего сердца осталась в Вероне. Я влюбилась в мощеные улицы, статую Джульетты, Римские мосты и прекрасные рестораны с чудным запахом свежей выпечки.

Вернувшись в Штаты, я снова начала работать, ходить на прослушивания и трижды сыграла леди Макбет в театре. Также я прошла свои первые кинопробы и нашла хорошего агента.

Я попала на съемки европейской рекламы американского шоколадного батончика. Моя работа заключалась в том, чтобы пройтись в бикини мимо сидящего на набережной молодого человека, откусывающего шоколадку. В пять утра я приехала на профессиональный макияж и прическу. В Санта-Монике было холодно и мрачно, а я должна была выглядеть так, будто резвлюсь под солнцем на пляже.

За несколько дней до съемок костюмер снял с меня мерки. «О-о, девочка, у тебя 37,5» x 26” x 37”[27], у тебя такие сиськи!» – воскликнул он, смеясь. Было понятно, что он вовсе не намекал на секс, и я смеялась над его шутками.

«Одевать тебя – одно удовольствие», – сказал он и вытащил три разных бикини. Он внимательно наблюдал, пока я их примеряла, и, наконец, выбрал один для съемки. Мне разрешили надеть нижнее белье под купальник. Мы подружились, он поделился забавными сплетнями о звездных актерах, с которыми встречался, но те скрывали свою сексуальную ориентацию. В 80-х и 90-х годах быть геем или бисексуалом все еще считалось клеймом и могло помешать получить работу.

За день до съемок я стояла с другими девушками в бикини перед членами правления корпорации, которую собирались рекламировать. Один немец средних лет оглядел меня с ног до головы и схватил за грудь, что-то грубо сказав по-немецки. Мой кулак рефлекторно начал подниматься, но подруга Дженни удержала меня.

– Ты не можешь ударить этого парня! Хотя лично мне очень хочется, чтобы ты это сделала, – яростно зашептала она.

– Я знаю, но он ведет себя как чертов подонок, – вздохнула я.

– Они все такие, но давай потерпим и получим деньги, – сказала Дженни.

Нас отобрали для рекламного ролика и дали инструкции. После длительных съемок я была полностью вымотана. За мной заехал Фейб, и я заснула в машине еще до того, как мы добрались до Глендейла.

В 1989 году в нашей семье появились плохие новости. Рак Майкла вернулся, но на этот раз распространился на печень. Это был смертный приговор, но мы не хотели этого признавать, вспоминая, что в первый раз Майкл смог справиться.

Мне позвонил Майкл. Он запыхался.

– Привет, солнышко. Я скучаю по тебе, – сказал он, переводя дыхание после каждого слова.

– Майкл, что случилось?

– Ничего, милая. Просто мне немного трудно дышать.

Я молчала. Его болезнь прогрессировала.

– Я вообще не очень хорошо себя чувствую, а сплю на полу, так как у нас пока нет кровати, – поделился он, смеясь. Майкл и его девушка кочевали по Северной Калифорнии с тех пор, как он прекратил лечение и уволился с работы.

Мне было чуть больше двадцати, но я уже знала о хосписах и связалась с одним из них в Санта-Розе, городе, где тогда жил Майкл. Его пригласили на процедуры. Я управляла всем из Глендейла по телефону. Позвонила Бренту в Висконсин, и он обещал навестить Майкла.

– Баббер (так я называла Брента), он плохо говорит, – рыдала я в трубку.

Брент, который был на год моложе Майкла, расчувствовался. У них с Майклом всю жизнь были очень тесные отношения, и они были всем сердцем привязаны друг к другу. Брат нежно поговорил со мной, а потом трубку схватила его жена Кэти. Я выросла с Кэти. Она читала мне вслух, учила, как правильно ухаживать за лошадью и другими домашними животными, и всегда меня любила. Несмотря на то, что она была тихой, Кэти могла противостоять моему отцу, когда он обижал меня в детстве. Даже просто слышать ее голос было спасением.

Хоспис действовал быстро, организовав в доме Майкла все необходимое – кровать, кислород, обезболивающее и сиделку. Хоспис – это организация, которая всегда заслуживает уважения. Они дают возможность пациентам провести последние дни перед смертью дома в кругу близких. У моего брата был сын Эндрю, которого он обожал. Эндрю был еще подростком, когда умер его отец. Такого горя я никогда не испытывала ни до, ни после.

Мы с мамой и Брентом ухаживали за Майклом последние два месяца его жизни. Мать стояла перед лицом смерти своего первенца и была безутешна. В день, когда Майкла не стало, он сидел на диване, а мы все стояли вокруг