Всеволод Кочетов, каким я его знал - Юрий Идашкин

было в сравнительно недавние времена, которые могли стать, но на беду не стали победным революционным ру­бежом в истории нашего общества.

Я не историк и не социолог. Но, не претендуя на научность анализа, я все же решусь высказать суждения современника тех этапных событий, тем паче что эти мои суждения, как мне пред­ставляется, содержат ответ и на вопрос о мотивах деятельности Кочетова.

Сегодня лишь политическим слепцам или откровенным ста­линистам приходит в голову оспаривать неоценимое историче­ское значение XX съезда КПСС для судеб нашей страны и, види­мо, всего человечества. Но шаг, предпринятый Н.С.Хрущевым вопреки сопротивлению Президиума ЦК, да и практически все­го бюрократического слоя общества, уже в первые послесъез- довские годы получил крайне противоречивое и, я сказал бы, «тормозящее» продолжение. Действительно: сегодня Хрущев публично заявлял, что если бы был лауреатом Сталинской пре­мии, то с гордостью носил бы на груди лауреатскую медаль с про­филем Сталина, а назавтра в официальном выступлении с не­меньшей экспрессией восклицал, имея в виду Сталина: «Черного кобеля не отмоешь добела». Личный темперамент Хрущева, толкнувший его на утверждение о полной некомпетентности Сталина в военных делах, доходившей до рассмотрения линии фронта по глобусу, не раз сказывался и в дальнейшем, питая не столько широкое возмущение умершим диктатором, сколько не­доверие ко многим разоблачениям, переходящее в глухое раздра­жение к их инициатору, который все неуклоннее терял свою пер­воначальную популярность (как у правых, так и у левых).

Разумеется, все это объяснялось не только и не столько лич­ными недостатками Хрущева, сколько слишком глубокой, не­расторжимой его связью со сталинским режимом, за многие пре­ступления которого он нес и личную ответственность. Если гово­рить обобщенно, Хрущев фактически подменил разоблачение культа личности Сталина как определенной тоталитарной моде­ли общественно-государственного устройства осуждением Ста­лина и нескольких его близких соратников за преступления, ко­торые трактовались по сути лишь как их личная вина. Совершен­но очевидно, что общество, хотя и потрясенное фактами, обна­родованными на XX и XXII съездах, но в известной мере убла­готворенное рядом позитивных перемен и в духовной, и в мате­риальной сферах жизни, в значительной своей части посчитало вопрос исчерпанным: многие невинные вернулись к семьям, дру­гим вернули честные имена, а их семьям — относительно равные возможности для нормальной жизни, тело Сталина убрали из мавзолея, нескольких его самых близких соратников исключили из партии, Берию и его приспешников казнили, на прилавках появилось немало товаров и продуктов. Если же добавить к это­му стремительное падение популярности Хрущева, проводивше­го все более импульсивную политику на фоне все более широко насаждаемого культа собственной личности, нетрудно понять, что процесс, начатый XX съездом, быстро захлебнулся как в ре­зультате умелого сопротивления аппаратных сил, так и по вине самого Хрущева.

Но какое отношение все это имеет к Кочетову и борьбе «Октября» с «Новым миром»? Думаю, самое прямое. Приведу несколько цитат.

«А как сделать, чтобы на те должности, с которых коман­дуют, попадали бы только достойные люди, а, скажем, не такие, как наш редактор, для которого важно одно: топают ли его со­трудники в редакционных коридорах или ходят на цыпочках, "со­блюдают" или "не соблюдают", трепещут или не трепещут, а что и как они делают, как работают, куда устремлены — плевать. А их же таких, по его образу и подобию, ведь немало в начальстве, таких, которые любят ходящих на цыпочках, которые обожают лесть, подхалимство и своими личными врагами считают тех, кто говорит им в глаза правду, кто не лебезит перед ними, сохраняет свое человеческое достоинство. С теми, которые не гнут шею, которые говорят правду, наверно, общаться труднее, ладить с та­кими надо уметь. Но с ними же и дело пойдет по-настоящему. По­тому что они не служаки, не исполнители, а творцы — маленькие ли, большие, но на своих местах они, безусловно, творцы. А те, у которых шея резиновая, которые каждое словцо начальника встречают радостными улыбками и бурными аплодисментами, — они если что и создадут, то лишь кумира из своего начальника, увы, очень часто посредственного, ординарного».

Да, вопросы поставлены верно, опасения вполне обоснован­ны, все мы ныне этим озабочены. Но приведенная цитата взята не из статьи, опубликованной после апрельского 1985 года пле­нума ЦК КПСС. Написано это было в 1964 году человеком, ко­торый поздней осенью 1941 года, будчи фронтовым корреспон­дентом «Ленинградской правды», в докладной записке на имя от­ветственного редактора писал:

«Коллектив редакции ... должен сделать для себя выводы. Рассказывая о боевых действиях, мы печатаем преимущественно "боевые эпизоды". Все они на один лад. В каждом "фашисты трус­ливо бегут" и дело кончается их разгромом. Полагаем, что боль­шинство людей даже не читают эти материалы, а кто читает — не верит, хотя сами эти факты и не выдуманы. Весь народ прежде всего смотрит сообщения Советского Информбюро. Он видит, каково положение на фронтах, и теряет уважение к нам из-за то­го, что мы не говорим ему всей правды. Не убаюкивать нужно на­род, а открыто и мужественно говорить ему правду, как бы тя­жела она ни была... Надо помнить, что мы сейчас фронтовая, а не гражданская газета и что вопрос стоит о нашей жизни и смер­ти. А мы часто делаем секреты из таких вещей, которые отлич­но известны не только противнику, но и всему населению».

Был в этой докладной и такой пункт:

«О роли политотделов. В политотделе армии, в политотде­лах дивизий множество столов. За каждым — человек со знака­ми различия не ниже старшего политрука (тогда офицерское звание. — ЮЛ.). И все что-то пишут, пишут, непрерывно пишут. Нужно покончить с этим канцеляризмом, заставить политаппа- рат заняться живым делом — прежде всего бытом бойцов. Той же доставкой горячей пищи. Борьбой со вшивостью. Ведь многие бойцы по месяцу и больше не были в бане. Обстоятельства не по­зволяют отводить части (55-й армии Ленинградского фронта. — ЮЛ) на отдых — надо организовать санобработку людей. Все эти вопросы — кровное дело политработников».

Поскольку выше была приведена цитата из написанного в 1964 году, всякий многоопытный читатель поймет, что автор был реабилитирован после XX съезда КПСС... Но он не был осужден, а «только» исключен из партии и уволен из редакции, оставшись в блокадную зиму без продовольственных карточек... Когда од­ного из секретарей Ленинградского горкома партии, отвечавше­го за пропаганду и агитацию, попросили помочь трудоустроить журналиста, решение об исключении которого из партии, кста­ти, не было утверждено райкомом, он ответил: «Пусть похо­дит...» В блокадном зимнем Ленинграде — без продовольствен­ных карточек и зарплаты... Автор обеих цитат — Всеволод Коче­тов.

Когда историю своего исключения из партии и изгнания из редакции Кочетов рассказал в своих фронтовых