Всеволод Кочетов, каким я его знал - Юрий Идашкин

и по протокольным соображениям, присутствовали, конечно, и близкие друзья, товарищи. Помню, как жена Вадима Кожевни­кова подошла к вдове Кочетова и сказала: «Ты должна утешаться тем, что много лет прожила с настоящим мужчиной. Его уход это окончательно подтвердил. Ну кто из них, — она указала взглядом на группу стоявших неподалеку «номенклатурных» литератур­ных деятелей, — способен на это? Случись что, не дай Бог, ведь до последней секунды будут цепляться за жизнь...» Не стану ком­ментировать это высказывание, но не вспомнить его не могу...

Итак, разрешение на «Вальтер» было продлено, о чем я сообщил Кочетову. Но не сразу (мы с его женой договорились из­бегать темы оружия), а в ответ на его вопрос. Стало ясно, что он думает о пистолете, и нетрудно было понять, в какой связи. Пис­толет был надежно (как оказалось, увы, не вполне) упрятан, а 4 ноября 1973 года на даче состоялся очередной врачебный конси­лиум и из уст одного профессора, недостаточно понизившего го­лос, прозвучало роковое слово. Кочетов услышал, понял, что никакой надежды на выздоровление нет, а ценой мучений можно лишь продлить жизнь на несколько месяцев, и в тот же вечер за­стрелился.

Я примчался в Переделкино, вызванный по телефону, через 45 минут после выстрела. Поняв, что произошло, принял меры к тому, чтобы обеспечить неприкосновенность картины случив­шегося, и позвонил домой секретарю Союза писателей СССР Ю.Верченко. Он попросил меня оставаться на даче Кочетова и встретить всех должностных лиц, которых он вызовет, и помочь в их работе. Часа через полтора прибыли сотрудники милиции и прокуратуры, и мне пришлось помогать несколько оробевшему следователю зафиксировать все детали происшедшего. Они ока­зались выразительными и характерными для Кочетова.

Поскольку при выстреле из пистолета этой системы в канал ствола автоматически досылается следующий патрон и возни­кает опасность выстрела при случайном прикосновении к спуско­вому крючку, Кочетов, чтобы обезопасить своих близких, до­слав патрон в канал ствола, вынул из пистолета обойму. В по­следние минуты перед смертью ему не изменили ни хладнокро­вие, ни привычная забота о близких людях. Понимая, что, вбежав в комнату после выстрела, кто-то может схватить пистолет и кос­нуться спуска, он, вынув обойму, предотвратил возможную беду. Л зачем нужно было продлевать разрешение на пистолет? Да по той причине, чтобы никто не пострадал. Ведь после самоубий­ства, как понимал Кочетов, начнется расследование и может воз­никнуть вопрос: а почему разрешение было просрочено. Дес­кать, если бы тот сотрудник, который за это отвечает, вовремя просигнализировал об истечении срока, пистолет у тяжело боль­ного можно было изъять. При тогдашних порядках какой-нибудь майор мог лишиться места или пенсии...

Такова правда о последних месяцах жизни Кочетова и о том, как он расстался с жизнью. Меняют ли сообщенные в этой статье факты общую оценку литературной или общественной деятель­ности Кочетова? Разумеется, идеи, заключенные в романах «Братья Ершовы» или «Чего же ты хочешь?» не могут трансфор­мироваться во времени — они в нем остаются, и тут, по словам кочетовского главного оппонента, «ни убавить, ни прибавить». Разумеется, объективный смысл деятельности «Октября» в 60-е — начало 70-х годов не подлежит пересмотру: он таков, каким был, и никакие субъективные моменты не могут да и не должны быть использованы для затушевывания реального хода истории. Она и без намеренных искажений достаточно сложна.

Но у политики, в отличие от истории, которая есть лишь фиксация фактов и событий, существует нравственный аспект. Сегодня в нашей стране есть напряженная, противоречивая, во многом непривычная политическая жизнь. Разброс политиче­ских взглядов достаточно велик. Вопрос о дальнейших путях по­литического и правового развития государства и общества при­обретает сугубо практический характер. Будет ли в нем место ис­тинному плюрализму, терпимости к инакомыслящим? Или нас ожидает хаос злобной нетерпимости, беззастенчивое шельмова­ние оппонентов, война всех против всех, которая может быть остановлена лишь «спасительной» твердой рукой?..

В этой статье я попытался показать Кочетова, каким он был в действительности, вернуть его фамилии заглавную букву, пре­вратить ее из нарицательной в индивидуальную. Нельзя, без­нравственно шельмовать человека за убеждения, сколь бы дале­кими от твоих собственных они ни были и сколь бы убедительно ни доказала история их ложность. Особенно недопустимо это в нашей советской литературе, где библейский вопрос «На ком греха нет?» обретает весьма грозное звучание. Но грех заблуж­дения, грех приверженности ложной вере — одно, а грех преда­тельства и непомерного тщеславия, корыстолюбия и мздоим­ства, пренебрежения к нижестоящим, подобострастного само­уничижения перед власть имущими, грех бестрепетной, жажду­щей щедрого вознаграждения лжи и нестеснительной неискрен­ности, наконец, грех привычного, ставшего основой не только творческого облика, но и человеческого характера страха — сов­сем другое.

Не примечательно ли, что «почвенники» (примем здесь тер­минологию В. Бондаренко) «великодушно» простили Кочетову его отказ подписать «письмо одиннадцати» и всячески замалчи­вают этот факт, а «западники» (по той же терминологии) столь же прочно «забыли» о почти одновременном с «Новым миром» выступлении «Октября» против статей В.Чалмаева в «Молодой гвардии», от которых ныне ведется отсчет позиции сегодняшне­го «Нашего современника»! Обе стороны стремятся зафиксиро­вать на вечные времена лишь черно-белую фотографию Коче­това. И не случайно из разных лагерей можно услышать — с про­тивоположными, разумеется, оценками — суждения об одноз­начности этой фигуры.

Но она не была такой. Во всяком случае — к концу жизни. И не будем забывать: мы имеем перед ушедшими неоценимое преимущество — возможность прозрения и покаяния. Многие ли из нас воспользовались ею? Зато недостатка в жаждущих об­личать и карать — хотя бы посмертно — у нас не было никогда. Нет и сейчас.

ОТ РЕДАКЦИИ. Мы допускаем, что точка зрения автора на лич­ность и творчество Всеволода Кочетова иным читателям может показаться спорной. Поэтому мы охотно предоставим наши стра­ницы и для любого противоположного мнения.

ИДАШКИН Юрий Владимирович. Родился в 1930 г. в Харькове. В 1952 г. окончил Московский юридический институт. Работал юристом в строительных и транспортных организациях. С 1957 по 1959 г. учился в аспирантуре Института психологии и одновре­менно преподавал в школе. В 1959 г. защитил кандидатскую дис­сертацию по психологии. До 1962 г. — научный сотрудник Ин­ститута психологии. В 1962-1973 гг. — ответственный секретарь и и.о. первого заместителя главного редактора журнала «Ок­тябрь». С1975 по 1980 год — в Госкомиздате. С1980 по 1987 г. — главный редактор журнала «В мире книг». В 1987-1989 гг. — зам. главного редактора еженедельника «Литературная Россия». Критик, публицист, член СП СССР. Автор десяти сборников ста­тей и монографий. Живет в Москве.