Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф

газеты, слушая результаты футбольного матча; все кофейни были забиты. Моя догадка о том, что город и деревня здесь, в Венгрии, абсолютно разделены, оказалась верной – в Америке жители маленьких городков одеваются, ведут себя и выглядят точно так же, как и горожане. Я отправился в ресторан, перекусил тем, что у них было – Я пришел слишком рано для ужина по-будапештски – и отправился в отель, где проспал двенадцать или четырнадцать часов.

На следующее утро я встал и спросил, где они хранят крестьянские костюмы и мебель. В путеводителе об этом месте почти не упоминается – они используют свое пространство скорее для Дома парламента, Художественного музея, полного итальянских, голландских, испанских и немецких картин и ужасного «современного» хлама современных венгров, то есть таких-то и таких-то, умирающих у ног императора такого-то и такого-то, олеомаргарина, обнаженных и так далее, и Мункачи и Ласло. [Михаил Мункачи (Лейб), (1844–1900) – известный венгерский религиозный художник, удостоенный, помимо прочих наград, Почетной медали и Креста Почетного легиона. Многие считают его незаслуженным обладателем этих наград. Филипп Алексиус де Ласло (1869–1937) – венгерский уроженец, натурализованный британский художник-портретист, всемирно известный своими портретами знаменитых людей, среди которых Теодор Рузвельт и Вудро Вильсон.] В действительности они эксплуатируют свои второсортные вещи (свою «европейскую» часть) и очень мало говорят о том, чем должны гордиться больше всего. Во всяком случае, я нашел это место – Этнографический музей – далеко на окраине города, расположенный в большом белом здании. Это уже вторая прекрасная вещь, которую я здесь нашел, но эта настолько хороша, что ради нее стоит проехать через всю Европу. Это место, которое божественно создано для тебя – я был одновременно чрезвычайно взволнован и ужасно разочарован тем, что ты не смогла быть со мной. Музей посвящен их народной культуре – в нем нет того огромного разнообразия, которое мы видели в Мюнхене и Нюрнберге. Я имею в виду баварский национальный и германский, но это все – зерно для твоей мельницы. Вещи прекрасно представлены, в них есть поразительное единство – как мне кажется, почти вся культура этих людей принадлежит земле. Прежде всего, это самый великолепный музей костюмов, который я когда-либо видел: все виды и разновидности крестьянской одежды в разных частях Венгрии, от огромных шерстяных пальто до шалей, курток, сапог, украшений, кнутов, а также крестьянская мебель – изящная и странная, бесконечно превосходящая тот ужасный хлам, которым обставляет свой дом кудрявый Будапешт – все это грамотно и четко представлено. Затем – семейная утварь, посуда для приготовления пищи и выпечки, гончарные изделия – все, что угодно. Все это занимает один огромный этаж. Наверху представлены культуры других стран – не столь тщательно проработанные, но очень интересные. Там было несколько очень красивых китайских и индийских вещей, но больше всего меня заинтересовали костюмы балтийских и околоазиатских народов. Можно проследить путь Востока, начинающийся в Венгрии и продолжающийся через Албанию, Черногорию, Боснию и так далее до Востока – видно, как драгоценности становятся тяжелыми и восточными, как женские платья превращаются в брюки, как варварски все украшено. А еще есть эскимосы, монголы, славяне, арабы, племенные народы. Все это очень интересно, но главное, что ты должна увидеть, – это венгерская народная культура.

Моя дорогая, я писал эти последние страницы в среду вечером. Тысяча и одна вещь – театр, цыганская музыка, венгерская литература – да, да, у них есть литература – венгерская еда (очень вкусная и насыщенная всеми цветами – я должен рассказать тебе об этом позже. Люди здесь были очень добры ко мне – они хотят сделать все возможное, чтобы заинтересовать мир в своем деле; и, конечно же, они подвергаются убийственному обращению. До войны их было двадцать миллионов, а теперль лишь семь миллионов. Более двух третей их страны было отдано чехам, румынам и югославам. Как они могут продолжать существовать, они не знают. Они презирают тех, кто сейчас владеет большей частью их богатств и земель – румын, чехов и так далее. Они называют их крестьянами и варварами, а о себе с гордостью говорят как о «высококультурном народе». А австрийцы говорят о венграх как о варварах! И так далее! А что знаем мы? Мы говорим, что мир тесен, но на самом деле он слишком велик. Что может знать человек в Небраске об этом народе и его бедах? А ведь у них обширная литература, огромная столица, тысячелетняя история и честь дважды спасти Европу от турок, ворвавшихся с Востока. Сами они были восточным кочевым народом, поселившимся на этих равнинах много сотен лет назад, и теперь их молодые деревенские мужчины носят вышитые фартуки, старики – большие халаты из белой шерсти, а молодые девушки пеленаются в замысловатые наряды, каждый стежок, каждый узор, каждый рисунок которых имеет определенное значение.

Здесь, и в Будапеште, у швейной машинки «Зингер» есть агентства, а так же у «Кадиллака», у «Крайслера»; люди читают Джокаи, Херцега Ференца, Биро Лайоша, Мольнара Ференца, Льюиса Синклера, Уоллеса Эдгара, Беннета Арнольда, Такац Сандор и целый ряд других венгерских писателей. [Венгры перечисляют имена в обратном порядке; Вулф подражает этой практике. Мор Джокаи (1825–1904), венгерский редактор и писатель исторических романов; Ференц Херцег (1863–1954), консервативный романист и драматург; Лайош Биро (1856–1931), драматург, сочувственно писавший о представителях низшего среднего класса; Ференц Мольнар (1878–1952), драматург и романист, самый известный из венгерских писателей, чьи произведения были переведены на английский язык в 1927 году; Сандор Такац (1860–1932), историк культуры, специализирующийся на исследованиях XVI-XVII веков.] Но что знают об этом в Ньюарке; или, что знают о Ньюарке здесь.

Что все это значит? Мне кажется, я нашел маленький смысл, основу культуры и понимания, которая является универсальной. Когда-нибудь я попытаюсь рассказать тебе, что это такое.

До свидания, и да благословит тебя Бог за сегодняшний день. Я пытаюсь описать все и не могу записать и десятой доли того, что хочу сказать. Где ты? Как ты живешь? Живешь ли ты вообще, и найду ли я тебя когда-нибудь снова? Дорогая моя, во всей этой глуши ты – единственный надежный ориентир, я даже не знаю, смогу ли я когда-нибудь найти тебя такой, каким я верю в тебя, где-нибудь еще, кроме как в моем собственном сердце.

Завтра я возвращаюсь в Вену. После я хочу снова оказаться на море и на корабле. Сейчас я кажусь себе настолько далеким от этого, что с трудом верю, что когда-нибудь найду это.

Да благословит тебя Господь. Я посылаю тебе единственную часть меня,