Письма. Том первый - Томас Клейтон Вулф

с бессмысленными выступами и балконами. Но ночью вдоль реки это волшебное зрелище. Дунай – великий поток, подобный Гудзону, он проносится между Будой и Пештом грандиозным изгибом. Я живу в Пеште, который, безусловно, является самой большой частью города. Но Буда, безусловно, самая красивая. Буда расположена на ряде прекрасных холмов, которые начинаются сразу за рекой. На одном холме находится большая крепость, на другом – огромный дворец, где Мария Тереза [императрица Мария Тереза (1717–1780) – королева Венгрии и жена императора Священной Римской империи Франциска I] или Франц Иосиф [Франц Иосиф, или Франциск I (1768–1835), император Австрии, был последним из императоров Священной Римской империи после того, как Наполеон предписал указ о распаде империи после поражения Австрии в 1805 году] и остальные короновались как на королевство Венгрии, а потом, конечно, больше в них не жили. А на других холмах и впадинах стоят дома – не очень красивые дома (я видел их на днях). Это и маленькие оштукатуренные виллы, и лепные коттеджи, и серые уродливые многоквартирные дома. Но ночью огни, ярко и четко освещающие холмы, придают всему этому месту эффект сказочной страны. Ты слышала, что здесь красиво, и это так, но красота почти полностью заключается в расположении города. Венцы говорят, что эти люди – варвары, и они правы. Это то, ради чего ты захочешь приехать сюда. Несомненно, это и делает место интересным. Я был в картинной галерее, большинство картин – второсортные и третьесортные Тицианы, Луини. [Бернадино Луини (1480/1490–1532), миланский религиозный художник, известный, прежде всего своими Мадоннами и необычными фресками, содержащими много светских элементов.] Есть и хорошие картины – лучший [Эль] Греко, которого я когда-либо видел, и несколько прекрасных Гойя, и несколько хороших картин Кранаха. Но нет ничего такого, ради чего стоило бы проделать весь путь через всю Европу. Так же обстоит дело и с большинством общественных зданий и памятников. Здесь есть великий дом Парламента, которым они безмерно гордятся и настаивают на том, что все должны его увидеть. Он был построен в 1890-х годах, ты можешь немного представить себе, на что он похож. Но он находится прямо на реке, на стороне Пешта, и в лучах вечернего солнца кажется, что он поднимается и плывет по воде. С наступлением темноты огромный купол и шпили тают в лучах света, и он претерпевает это сказочное превращение, которое, кажется, принимают все здания вдоль этой великолепной реки по вечерам. Я уверен, что они думали, что следуют примеру английских домов парламента – из-за реки и всего остального. Но когда смотришь на купола и шпили этого места издалека, видишь купола и минареты Турции повсюду. А когда заходишь внутрь, начинаешь понимать, что такое Восток. У них есть Верхний и Нижний дом, как и у нас, с большим куполом между ними.

Алине Бернштейн

Пятница, 9 ноября 1928 года

Сегодня я купил тебе самую великолепную книгу. Это лучшая книга о костюмах, узорах и крестьянских домах с иллюстрациями – в ней есть все. Там есть указатель – (на простом венгерском языке, который ты, как культурный человек, расшифруешь мгновенно) – и затем 250 или более великолепных листов. Это одна из тех прекрасных книг, которые, кажется, уничтожают все плохое. Если бы в мире было всего несколько тысяч таких книг, мы могли бы сжечь на костре все остальные. В ней есть все – люди, костюмы, дома, двери, мебель, кастрюли, сковородки – все прекрасно сделано, фотографии превосходны, а дизайн великолепен. Ради всего святого, немедленно найми кого-нибудь, чтобы он сделал для вашего театра венгерскую пьесу используя эту книгу, все остальные дизайнеры в Нью-Йорке сошли бы с ума от зависти и отчаяния. Я только что снова любовался ее яркими красками – знаю, тебе понравится. Это новая книга – она вышла всего месяц назад. Также я посылаю тебе маленькую фотографию, сделанную австралийской девушкой, которая занимается фотографией со своими такими же скучными родителями. Она была сделана в венгерской деревне в двух-трех часах езды отсюда – в воскресенье, когда люди наряжаются. Она показала мне снимок, и он мне понравился – он получился таким четким и хорошим, я подумал, что он может тебя заинтересовать. Я попросил ее сделать еще одну [фотографию], сегодня вечером, когда я пришел, обнаружил [фотографию] в своей шкатулке вместе с несколькими мелкими монетами и запиской, в которой говорилось, что она должна их мне. Эти монеты сводят меня с ума – я не помню о долге; в отеле полно сумасшедших женщин. В моей шкатулке было еще два письма от двух сумасшедших гарпий. Если я покажусь тебе хвастливым, оставь мне мой маленький кусочек триумфа. В последнее время меня нечасто удостаивали такой чести дамы некоммерческого толка. Здесь живет бедная седовласая полуразвалившаяся женщина, которая работает декоратором интерьеров в Нью-Йорке, но бросила свое дело и скитается по Европе, пытаясь обрести хоть какой-то покой, видимо, для своей проклятой души. Согласно ее истории, в которую вплетены тысячи душевных болезней, у нее была одна любовная связь в конце ее девичества. Мужчина бросил ее в Испании и женился на другой. Она сумасшедшая и больная, но мне нет нужды уточнять [почему], ведь я тоже такой. Именно она познакомила меня сначала с собой, потом с австрийцами и с парой венгерских девушек, очень милых и очаровательных, которых она встретила в поезде, идущем из Вены. Похоже, она умеет знакомиться с людьми – в ней затерялась очень интересная и умная женщина; но она также обладает некоторыми неприятными качествами своей расы, к которой принадлежишь и ты. На ее бедном измученном лице застыла улыбка напряженной и христоподобной сладости, которая, в конце концов, раздражала меня до невыносимости. Я сходил с ней в несколько музеев – у нее нашлось несколько очень толковых слов о здешних зданиях и магазинах, – но одного дня было достаточно. Она тает как маслянистая вымученная сладость. Она тает от людей. Если я ронял коробок спичек, она разжимала руки и умоляла меня простить ее [поднять их]. Думаю, она действительно в таком состоянии. Она таяла на мне на улице – я заходил в сточные канавы, прижимался к стенам, если мы стояли на месте, я мгновенно отступал назад, совершая огромные комические полукруги, но всегда эта женщина была со мной, с ее молочной вымученной улыбкой и тяжелым мягким телом, прижимавшимся ко мне.

Вечер пятницы, 9 ноября 1928 года

(Я закончу рассказывать тебе о Парламенте[.]) Убранство восточное – тяжелые варварские узоры с золотом, полосами и мозаикой.