Только о личном. Страницы из юношеского дневника. Лирика - Татьяна Петровна Знамеровская

не забывали класть самое вкусное себе в рот. Потом сидели на бревне с хозяйкой, и она жаловалась на свою старость, на тяжелую жизнь с невесткой. Она еще помнит крепостное право, когда ее мать ходила на барщину. Какая же она древняя! Сколько ей лет, она уже не помнит, но глаза ее горят ярко на морщинистом, когда-то красивом лице.

9 августа. Кино перенесено на сегодня, и вечером мы все пойдем на площадь смотреть картину. После обеда Пикус привел папе лошадь, чтобы ехать в лагерь, но было еще рано и оставалось время, чтобы я успела покататься верхом. Я переоделась и, сев на Нерона, поехала с Пикусом по берегу Днепра, а потом мы въехали в лес. Солнце заливало все окружающее своим блеском. Днепр ярко сверкал. Над водой летали белые чайки, и их крылья ослепительно белели в лучах солнца. Въехав в лес, наши лошади перешли на шаг. В густом лесу жара не чувствовалась так сильно, и было приятно наслаждаться запахом прогретой солнцем хвои, вслушиваясь в несмолкаемые голоса леса. Доехав до болота, мы повернули обратно.

Проводив папу, мы взяли лодку и поехали купаться на остров. Вода была теплая, и не хотелось из нее вылезать. День клонился к вечеру, когда к нам пришел Сергеев и сказал, что кино сегодня не будет, так как картину не привезли. Вместо этого он позвал нас покататься на лодке. С нами поехала и его жена. Мы с Катей не могли без смеха смотреть на милое супружество Сергеевых, на его умиленное лицо и расплывшуюся улыбочку, когда он в разговоре называл меня «русалочка с прищуренными глазами». Жена его пела свои любимые украинские песни. Проезжая остров, мы видели на болоте важно гуляющих голубых цапель, которые, взлетев, распускали большие красивые крылья. По дороге нас обогнала большая лодка с красноармейцами из Ржищева[117], на ней играл оркестр, и мы плыли под звуки бравурного марша по зеркальной глади реки. Все ниже спускалось к западу угасающее солнце, становясь малиновым мячиком, на который можно было смотреть, не щуря глаза. По воде бежала золотая дорожка и быстро исчезла, угаснув вместе с солнцем. Снова мне хотелось стать художником и запечатлеть на память все краски угасающего вечера. В сумерки, еще светлые и прозрачные, мы вернулись домой. Когда мы ложились спать в клуне, папа сказал, что Пикус, когда ехал с ним в лагерь, спросил его: «И откуда, товарищ командир, ваша дочка научилась так хорошо ездить верхом? Ведь не только среди молодых красноармейцев, а и среди старых не все так хорошо ездят». Эта похвала Пикуса мне польстила. Ездить верхом я очень люблю, это моя страсть.

11 августа. Наконец вчера на площади было долгожданное кино, играл оркестр музыки, и вся площадь была заполнена народом, начиная с детей и кончая стариками. Мы тоже пришли. Мне было интересно посмотреть, какое впечатление картина произведет на окружающих. Мальчишки решили устроиться на плетне, чтобы лучше видеть, а мы, постояв в толпе, решили последовать их примеру и тоже влезли на плетень, но долго сидеть было неудобно, и мы слезли. Вечер был теплый, на темном небе сверкал медно-золотой серп месяца, и небо было усыпано блестящими звездами. К нам подошел молодой незнакомый военный и, улыбаясь, поставил перед нами скамейку, предложив сесть. Мы поблагодарили его за внимание к нам и сели; он тоже сел рядом с Катей. В темноте, при свете звезд, мы не могли хорошо рассмотреть лицо нашего незнакомца, но я заметила по его голосу и смеху, что он молод, с темными вьющимися волосами и белыми зубами. Он, не переставая, весело разговаривал, заразительно смеясь, и все свое внимание сосредоточил на Кате. К нам подошел Сергеев и сел рядом со мной. Он старался занять меня разговором, спрашивал, не кусают ли меня комары, отгонял их веткой, а я делала вид, что поглощена картиной, которую видела раньше, и старалась сохранить серьезность лица. По временам я вслушивалась в веселую болтовню Кати с незнакомцем. Оказалось, что ему 23 года, да это и было видно по тому, как они с Катей заливались беспечным, радостным смехом. Я, как ни старалась сохранить серьезность, вслушиваясь в их разговор и смех, начинала сама смеяться. Вскоре я заметила, что наш незнакомец совсем не смотрит на экран и картиной не интересуется, а взгляды его обращены исключительно на Катю. Смотря на Катю, я думала, что ее можно поздравить с новым поклонником. В самых интересных местах картины Катя прерывала болтовню и обращала его внимание на картину, но он не знал, что там делается, теряя нить событий на экране, и Кате приходилось объяснять ему, а он все путал, и начинался опять веселый заразительный смех. Без слов было ясно, что его больше интересуют глаза Кати, а не глаза «Андозии»[118]. Когда кончилась картина, незнакомец попросил разрешения нас проводить домой. Со мной пошел Сергеев. Катя с незнакомцем шла впереди нас, и они так увлеклись разговором, что прошли мимо дома. Из слов Кати я узнала, что ее новый обожатель нас знает давно, встречал нас в поле, в лесу и на Днепре и давно хотел познакомиться с нами, но не было подходящего случая и он не знал, как это сделать. Поговорив еще немного, мы крепко заснули.

13 августа. Сегодня воскресенье. Утром Фомину его ординарец подал лошадь, чтобы ехать в Стайки, но было еще рано, и папа разрешил мне покататься с Андрющенко. Я быстро вскочила на лошадь, мы выехали за село и поехали крупной рысью по ровной дороге полем, переходя в галоп. Доскакав до леса, мы поехали шагом. Солнце все сильнее разгоралось, и день обещал быть жарким. По дороге мы разговорились; Андрющенко – веселый, разговорчивый красноармеец. Он мне много рассказывал о своей деревне, о своей жизни, о том, что страшно любит лошадей и всегда рад покататься со мной. Утренний воздух, не утративший еще свою свежесть, приятно ласкал мне лицо, шевелил волосы на голове, было хорошо покачиваться в седле и не хотелось возвращаться домой. На лугах пахло душистым скошенным сеном, и в глубоком безоблачном небе, трепеща крылышками, пели жаворонки.

Подъехав к дому, я соскочила с лошади, а из соседней хаты ко мне подбежала девочка и передала мне письмо. Оно было без марки, и на конверте небрежно, незнакомым почерком было написано просто: «Чумаковщина. Для Кати». Даже не было фамилии. Мне показалось это странным. «От кого же это?» – подумала я и побежала в