«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

чем-либо помочь Татьяне, когда вся тяжесть по семье легла на неё, потому что Николай уже не мог обеспечить семью. Так у одного из мальчиков её оказались полипы в носу, и мы с женой взяли его на операцию в Свердловск. Татьяна шила шубы и, можно сказать, одна уже тащила на своей спине семью. Николай поступил в конце концов в работники к Сугоякскому купцу Шишкину, дойдя, таким образом, до крайней черты, а Татьяна продолжала шить.[329]

Произошла Октябрьская революция, и Николай умер, а на руках Татьяны остались ещё не пристроенные дети. Советская власть помогла ей устроить детей, но сама она продолжала работать не покладая рук.

Летом 1955 г. наши свердловские племянники Г[олико]вы уговорили меня поехать с ними в Течу на их «Москвиче». Перед этим я был в Тече в 1930 г., а с Татьяной виделся в последний раз в 1926 г. перед смертью нашей матушки: она тогда постоянно бывала у нас и помогала нашим сёстрам по хозяйству. За это время, т. е. за 29 лет мне от кого-то пришлось слышать о том, что в Тече при ломке церкви в тридцатых годах был «бабий бунт»: они не давали снимать с колокольни колокола, а вожаком бунта была она, Татьяна. И вот мне предстояло встретиться с ней через такое продолжительное время, да ещё после ужасной войны 1941–1945 гг.

Теперь уже не было дома по соседству с нашим домом, а Татьяна жила в Макаровке в купленном у своего брата Андрея каменном доме. Андрей после смерти жены Агафьи Николаевны снова женился и не стал жить в этом доме. Мне этот дом был хорошо знаком, потому что мы с женой были в нём накануне смерти Агафьи Николаевны. Кстати он был построен неподалёку от отцовского деревянного дома. Дом этот, как я заметил при посещении его, хорошо сохранился, но все службы – амбар, конюшни, баня, погреб – развалились.

Мы остановились у Андрея, а на другой день отправились в гости к Татьяне Павловне: она ещё накануне приходила к Андрею повидаться с нами и просила зайти к ней в гости. Она жила теперь со старшей дочерью Марией Николаевной, которую по старой привычке называла Машуткой. Я помнил Марию Николаевну ещё девочкой пяти-шести лет, когда один мальчишка из её двоюродных братьев на игре выткнул ей глаз, и она осталась кривой с катарактой на глазу на всю жизнь. Теперь она, проработавши несколько лет конюхом в колхозе, считалась на положении пенсионера без пенсии, так как в счёт пенсии ей засчитали небольшой отрезок огорода, который в другом случае следовало бы изъять из её пользования. Теперь Мария Николаевна была совсем больной и неспособной к труду, как говорила Татьяна о ней, стала совсем никудышной. Невольно при этом напрашивалось сравнение её с матерью, и оно было не в её пользу.

Чего-чего только не настряпала Татьяна Павловна для гостей: шаньги, разные пироги, заварные кральки.

«Ну, как же ты живёшь, Татьяна Павловна» – спросил я её, глядя на такую снедь с явным желанием похвалить её стряпню. «Да вот, живу – не тужу: хлеба за зиму заработала шитьём, в огороде всё растёт хорошо, кормлю поросёнка, есть гуси, куры, две козы». Потом она показала мешки с пшеницей в её кладовых, а во дворе гуляли курочки, слышалось хрюканье «дочки», а вечером она загоняла во двор гусей и козлушку с козлом. А было ей под восемьдесят, вся уже в морщинах, а руки узловатые и все вены на них, как шнурки и при всём торопливая, твёрдая походка, живой говорок и бодрый взгляд. Так и хотелось сказать, какая же ты молодчина, Татьяна Павловна!

Заглянул я в огород. Боже мой! Это было море зелени. Чего-чего тут не было: морковь, брюква, репа, свекла, помидоры и цветы – ноготки и васильки. В доме по-прежнему были «божницы» с иконами, но в кухне на столе был диск репродуктора, завешанный платком и электрическая лампочка, но, как видно, не дающая света. Спрашиваю: почему завешен репродуктор? «Замолчал: да вот не понимаю, – говорит, что передают». Вижу, нет, новое ещё не пробило себе дорогу в сознание Татьяны. «А почему лампочка не работает?» – спрашиваю. «Да вот вон надо столб поставить, а денег на него нет», – следует ответ. Вижу: здесь тот же мотив, что и с репродуктором. Нет, Татьяна Павловна в плену прошлого.

Пошли мы с ней на могилу нашей матушки и по дороге занялись воспоминаниями. Вспомнила она и о качулях – гигантских шагах, и о том, что молодухой на Рождестве любила ходить ряженой. [Текст пропущен – ред. ] Вспомнила о жизни по соседству с ними и пр. Дома уже перебрали мы с ней всю нашу и её родню и общих знакомых на селе. Рассказала она и о своей семье: один сын погиб на войне, один работал в шахте, одна дочь работала тоже на копях. Были у неё даже внуки и правнуки. Я, признаться, был удивлён памятью Татьяны – насколько она у неё сохранилась, удивлён был также её живой речью, иногда с оттенком юмора.

На другой день утром мы уезжали в Свердловск, и я сидел уже в «Москвиче». Татьяне передаёт мне внушительный свёрток с гостинцами для Анны Фёдоровны. Гляжу: ещё тащит мешочек с сушёной земляникой. Взмолился: «Татьяна Павловна. Машина уже и так перегружена!» Где тут? Суёт и суёт. «Вот тут, – говорит – есть место, свези Анне Фёдоровне».

Приезжает она однажды к нам, в Свердловск из Уфалея, с горем. Там на излечении был её сын электромонтёр и находился в безнадёжном положении. Узнала, что вблизи нашей квартиры есть церковь на Ивановском кладбище и решила «причаститься». Расспросила, как пройти в «церкву». Я ей растолковал, но скоро вышел взглянуть, не заблудилась ли она. Вышел и смотрю: Татьяна уже «завастривает», едва её глазом «догонишь».

В Тече около неё сгруппировались ещё кое-кто из наших знакомых. Временами посылала письма, в которых сообщала о теченских новостях и в конце обязательно приписывала: «Ещё кланяются Вам по низкому поклону Мария Николаевна, Матрёна Сергеевна и Парасковья Петровна».

Как-то я её спросил, кто ей пишет письма. Она сказала, что пишет их одна внучка и призналась, что она тоже училась в школе и с любовью вспоминает об учительнице Елизавете Григорьевне, которая и меня тоже учила в школе. Захотелось ей похвастаться своей памятью и она прочитала молитву, которую читали в школе перед уроками: «Преблагий Господи! Ниспосли нам благодать Духа Твоего Святого, дарствующего и укрепляющего наши души, дабы внимая Твоему учению, возросли