Нашу Победу не отдадим! Последний маршал империи - Дмитрий Тимофеевич Язов

это важно, не в том правда! Рокоссовский сидел — возвратили, Мерецкова, Горбатова тоже реабилитировали…

— Но подождите: уничтожили Тухачевского, Егорова, Блюхера, Якира, Уборевича…

— …потому что они состояли в заговоре.

— По-вашему, заговор военных реально существовал?

— Ну конечно. Михаил Тухачевский сам во всем и признался — в письме прямо на имя Сталина.

— Хм, а вы разве не допускаете, что красный маршал оговорил себя под нечеловеческими, изощренными пытками?

— В первый же день? Что вы — он написал Сталину сразу, как только его забрали…

— Может, так мордовали, что…

— (Перебивает). Дмитрий, прочтите книгу Карпова «Генералиссимус» — автор приводит в ней текст письма…

— Я читал…

— Ну вот видите… Заговор был — это факт, но почему еще Красная Армия так отступала? Исход сражений зависит не только от командующих, но и от командиров дивизий, полков, батальонов, рот, взводов… У нас из запаса призвали свыше 660 тысяч офицеров…

Капитан Д. Т. Язов

— …без практики…

— …да, недостаточно образованных и подготовленных, а немецкие офицеры прошли с боями практически всю Европу. У них уже были организованы танковые группы, они вторглись на территорию СССР, имея шесть танковых армий, а мы только начали создавать танковые механизированные корпуса и завершить эту работу не успели. Тем не менее при хороших командирах некоторые танковые дивизии сражались довольно успешно. Вспомним хотя бы командующего третьим Белорусским фронтом Черняховского — вы о таком слышали?

— Ну разумеется — прославленный генерал…

— …а начал войну полковником, командиром 28-й танковой дивизии, которая базировалась в Лиепае. Его бойцы совместно с артиллерийской бригадой так взяли в клещи танковую группу Геппнера, что тот, бедный, куда деваться, не знал. Дивизия Черняховского отступала до Новгорода, но сохранила часть танков и знамя. Через полтора месяца после начала войны его назначили командиром корпуса, а еще через месяц — командующим 60-й армией. Погиб он в 36 лет, командуя фронтом.

«Была тогда настоящая дружба народов…»

— Все-таки удивительное у вас поколение — людей, беззаветно любивших Родину…

— Это во-первых, а во-вторых, была тогда настоящая, непоказная дружба народов… Представители разных национальностей были, как говорится, едины в своем порыве остановить зарвавшегося врага, и, естественно, не могли проиграть, не имели такого права.

— Знаете, я с трудом представляю себе, что нынешние молодые ребята, если, не дай Бог, война, припишут себе, как когда-то вы, год и 17-летними добровольно пойдут на фронт. Скажите, что вами двигало?

— Видели бы вы этот всплеск патриотизма! Понимаете, работа комсомольских организаций была направлена на воспитание любви к земле, где ты родился и рос, и не только я — все десятиклассники побежали в военкоматы: как это, думали, немца добьют, а мы повоевать не успеем? Нас, правда, отправили по домам: «Идите пока!», ну а поскольку паспортов в селах не было, я себе в справке из сельсовета год и добавил. Парень был рослый…

В ноябре Московское пехотное училище имени Верховного Совета практически в полном составе было брошено на передовую. Курсанты составили бригаду и воевали вместе с прибывшей из Казахстана 316-й дивизией под командованием Героя Советского Союза Ивана Васильевича Панфилова, а тем временем заместитель начальника училища и заместитель командира батальона отправились в Сибирь и собрали нас, пацанов…

— Так уже вы в 18 лет офицером стали?

— Еще не было 18-ти. Учились всего 10 месяцев: сначала в Новосибирске, затем прибыли в Москву, а когда зима закончилась, отправились в Солнечногорские лагеря. Спустя много лет я был там командиром полка, а потом будущий украинский министр обороны Александр Иванович Кузьмук в том месте служил. Впрочем, кажется, я отвлекся… 17 июля нас выпустили, в тот же день погрузили в эшелон и отправили на фронт. Наш батальон — на Волховский, а второй батальон сибиряков — на Ленинградский. Готовилась операция «Искра»…

— Прорыв блокады Ленинграда?

— Верно, прорыв… К этому времени, если вы помните по истории, пал Севастополь, и Манштейн с четырьмя дивизиями был переброшен из Крыма под Ленинград. Вместе с войсками Клюге он должен был прорвать оборону Ленинградского и Волховского фронтов, после чего, соединившись с финнами, так блокировать северную столицу, чтобы ни по воздуху, ни по морю, ни по Ладоге — никаким образом туда нельзя было доставить продовольствие и боеприпасы. Город Гитлер решил уничтожить и назвал эту операцию «Северное сияние».

— И вас, вчерашних десятиклассников, бросили в самое пекло…

— …где мы почти мгновенно сварились… Прибыв в расположение 177-й дивизии, подошли мы к штабной землянке. Только представились начальнику штаба, командир дивизии на лошади прискакал… «Что это за люди?» — спросил. «Бывшие курсанты, а теперь офицеры из Московского училища имени Верховного Совета», — доложил начштаба. Комдив коротко бросил: «В лес!».

Дмитрий Тимофеевич Язов. Фронтовая фотография, апрель 1944 года

На поляне уже стояло человек 400 офицеров. Нас пристроили, вышел председатель военного трибунала и зачитал смертный приговор младшему лейтенанту, как сейчас помню фамилию, Степанову за проявленную трусость. Он со своим противотанковым взводом стоял на шоссе и в разгар боя, когда на них поперли фашистские танки, испугался, убежал. Хорошо, сержанты-командиры орудий не дрогнули и атаку отбили…

— Сколько Степанову было лет?

— Где-то под 30. Его расстреляли прямо на наших глазах… После этого комиссар дивизии вновь зачитал присягу, напомнил, что нужно вести активную оборону (как раз вышел 227-й приказ Сталина от 26 июля: «Ни шагу назад!»).

— Как выглядел сам расстрел?

— Осужденного откуда-то привели, поставили перед строем, потом скомандовали: «Кругом!». Он повернулся… Заранее там была даже не могила выкопана, а какая-то торфяная выработка. Человек из НКВД выстрелил бедолаге в затылок, и Степанов упал лицом в коричневую лужу…

«В ставке Гитлера был наш человек покруче Штирлица…»

— От увиденного вам стало страшно?

— (Твердо). Нет, ни страха, ни жалости я не испытывал. Мы понимали, что это на самом деле был трус.

— Вы не спросили себя в тот момент: «А что будет со мной, если при виде наступающих немцев тоже вдруг побегу?».

— Исключено: у нас был такой подъем, что и думать об этом никто не хотел.

— А вы понимали, что в первой же атаке могут убить?

— Безусловно! Скажу честно: умирать в таком возрасте не хочется никому, тем не менее мы поднимались и шли в атаку. В первой же я был ранен…

— Куда?

— Снаряд, очевидно, упал прямо под ноги, ушел в глубину