«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

её жизни. И слушатели её не были пассивными: они врывались в её внутренний мир со своими детскими вопросами. Они заводили речь о своих играх, вовлекали её в них, и она оживлялась, начинала шутить и смешить: так она сливалась с массой детей и, может быть, забывала о своей слепоте. Иногда заводила речь о том, что она сама для себя считала не дозволенным: о женихах и невестах. Чаще всего заводили об этом речь девочки: чьим женихом должен быть Петя Иконников: Сони или Жени. И она начинала приводить разные резоны pro и contra, чтобы не обидеть ту или иную девочку, пока, наконец, не произошло событие, которое в корне изменило постановку этого вопроса, а именно, что брат Пети женился на их сестре и, следовательно (она так и объявила об этом авторитетно тяжущимся сёстрам) Петя не может быть женихом ни для той, ни для другой сестры. Казалось, что она была даже довольна, что так разрешился вопрос и что больше споров уже не может быть. Но сама она ставила или нет перед собой такой вопрос: о женихе и выходе замуж – осталось её тайной. А, может быть, эти детские игры и шалости болью, отзывались в её душе и напоминание её о том, чего она была лишена в жизни из-за своей слепоты.

Палагеюшка любила ходить в церковь и знала много молитв. В церковь она ходила и из дома брата своего Филиппа Григорьевича с внучкой своей, и из дома отца протоиерея, что было одинаково близко. Если она направлялась в церковь из дома отца протоиерея, то проходила мимо скамьи с нищими. Для них она была не Палагеюшка, а Палагея Григорьевна, «спасённая душа». О ней они так и отзывались как о «спасённой душе». Они её никогда не причисляли к «нищим», т. е. к той категории людей, к которой сами себя относили. Они относили её к разряду нянек, хотя она не подходила по своей деятельности и к этой категории: она детей не нянчила, с пелёнками не возилась, колыбельных песен не пела. Она была сказительница, сказочница; её деятельность ближе подходила к роли этих именно женщин, которые у «благородных» людей назывались боннами, с той, однако, оговоркой, что деятельность которых в области устного народного творчества стала ценить[ся] позднее. Своими сказками она воспитывала протоиерейских детей. Это понимала матушка Поликсения Петровна. Нужно отдать справедливость и детям: они любили её. «Палагеюшка» – так они звали её. Жила она у отца протоиерея по закону призрения, как и Тима-канонер. Кухня была большая, полати безбрежные – всем хватало места.

Занималась Палагеюшка и производственной деятельностью – вязала чулки.

Когда кончились детские годы последних бирюковских детей, Палагеюшке уже некому было рассказывать сказки. Тем временем и брат её Филипп Григорьевич перенёс свой дом от церкви. Всё реже и реже мы стали видеть Палагеюшку, а потом узнали, что она «преставилась». «Спасённая была душа» – таково было общее мнение о ней.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 235–239.

Публикуется только по «пермской коллекции» воспоминаний автора. В «Очерках по истории Зауралья» в составе очерка «О людях, богом обиженных» имеется короткий очерк «Пелагеюшка». (ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 722. Л. 71–72).

Марфа Васильевна [Попова]

[1961 г. ]

В Тече время от времени появлялись случайные люди: портные, пимокаты, а однажды даже появился часовой мастер. Марфа Васильевна была швеёй-модисткой. Потребность в таких швеях была большая. Была одна девушка – Афонюшка Мизгирёва, но искусство её было очень ограниченным: она шила, главным образом, только кофточки, и то двух, трёх моделей с прошивками. Славились швеями верх-теченским монашки, но к ним ездить было далеко (30 вёрст) и они брали заказы преимущественно на пошив всего приданого в полном ассортименте. Марфа Васильевна была вдовой какого-то чиновника. У ней были дети: дочь Юля и сын – Викентий. Они учились в Теченской школе. Впоследствии был слух, что Викентий окончил потом Казанское промышленно-художественное училище. В Тече эта семья прожила недолго и совершенно замкнуто: даже дети школьники не сблизились с другими. Не удалось и М. В. развить швейное дело.

ГАПК. Ф. р-973. Оп. 1. Д. 711. Л. 473–473 об.

Находится только в «пермской коллекции» воспоминаний автора. В «свердловской коллекции» отсутствует.

Марина Спиридоновна Добрынина

[1965 г. ]

Летом 1910 г. в Тече появилась шадринская гимназистка шестого класса Рина. В Тече тогда увлекались спектаклями, а режиссёром был счетовод сельско-хозяйственной кооперации Иван Михайлович (фамилии не помню). Иван Mихайлович и был из Песчанки и там состоял в «труппе» семинариста Николая Алексеевича Топоркова, пользовавшегося в наших краях популярностью увлечённого спектаклями человека, способного на этом поприще. У Ивана Михайловича был опыт выступлений на сцене, и он был признанным режиссёром в среде наших неопытных артистов, если выступал в ролях трагиков.

Рина гостила у приёмной дочери второго Теченского священника Анатолия Бирюкова, тоже Шадринской гимназистки, кстати сказать, успешно выступавшей в ролях сварливых женщин.[314] Рина не имела опыта в артистической области и применялась на маленьких ролях.

Рина была дочерью беликульского крестьянина – Спиридона Добрынина. Как вышедшая из крестьянской среды, так, сказать, с «низов», она представляла новое явление, уникальное. В её появлении среди других, чаще всего выходцев из духовного сословия, было что-то романтическое. Девушка-крестьянка – гимназистка – это вызывало в памяти рассказ А. С. Пушкина «Девушка-крестьянка».

Какой же показала себя Рина в Теченском обществе?

Что нового можно было увидеть в её образе? Как преломилось это новое с её прошлым? В её наружном облике ещё сохранялась свежесть непосредственной деревенской красоты, своеобразной и привлекающей, но в её поведении и образе жизни ничего не осталось от прежнего, натурального. Так, на одно полотно накладываются краски новой картины, менее интересной. А как было бы хорошо, если бы Рина вместо того, чтобы убивать время на спектаклях, чем она могла бы заниматься в школе, в гимназии, летом работала в поле, не отрывалась от своей среды, была среди деревенской молодёжи на лугу! Но она оторвалась от своей основы, «полиняла».

Кончив гимназию, она поступила учиться и закончила Казанские высшие женские курсы. По-прежнему держалась в стороне от «своих» и, таким образом, завершила свой уход в состав другой социальной группы людей. А ведь могло быть иначе, и это привело бы её значительно раньше к тому, что стало задачей после «Октября» – сближение интеллигентного труда с трудом физическим.

ГАСО. Ф. р-2757. Оп. 1. Д. 390. Л. 31–34 (рукопись), 122–124 (машинопись).

Находится только в «свердловской коллекции» воспоминаний автора. В