Атомный век Игоря Курчатова - Александр Анатольевич Цыганов

занятые на строительстве атомного ледокола, с уверенным видом ссылались на науку, оправдываясь за свой не передовой вид по понедельникам. Притом что на завод и реактор-то ещё не привезли!

Да, атомный ледокол… Атомный ледокол – тоже часть их «архипелага». Атомные подлодки моряки забрали себе, за институтом в лице Александрова осталось научное руководство их строительством. А вот мирный ледокол – это пока полностью их детище…

И прекрасное детище! К тому же единственное в мире!

Реакторы работают на получение перегретого пара в парогенераторах, который направляется к главным турбогенераторам. А их комплекты – три в носовой части и два в кормовой – образуют уже целые электростанции ледокольные. И от тех электроэнергия подаётся на гребные электродвигатели, кои вращают три четырёхлопастных винта. Мощность среднего электродвигателя составляет 19 600 л.с., а бортовых – по 9800 л.с. И никогда до сих пор не применялось электродвижение в таком огромном масштабе, как на ледоколе «Ленин»! А всего мощность на валу достигает 44 000 л.с. Благодаря этому судно рассчитано на преодоление льдов толщиною не менее 2 метров на скорости 2 узла и движение со скоростью 18 узлов на чистой воде.

Хорошая будет машина, будет чем гордиться! Пусть и не они, атомщики, сам корабль этот строят, но без них его и вовсе не было бы.

Извилиста мысль! От рабочих, нашедших нежданное объяснение понедельничной «болезни» – и ведь как замечательно доктора питерские на него повелись! – до ледокола, что одним своим появлением доступ к богатствам Севера упростит и умножит. Но и в связи с обеспечением радиационной безопасности ещё один остров в «атомном архипелаге» появился. На котором к тому же немало терпящих бедствие хороших людей спаслось! Которые остались вне науки после того, как усилиями «школы» Лысенко и его лично генетика в СССР была фактически разгромлена на сессии ВАСХНИЛ в 1948 году.

Да, это была красивая интрига с созданием при институте отдела для исследований радиации на биологические объекты! А по сути – отдела генетических исследований при ИАЭ.

Сначала Курчатов организовал у себя в институте курс лекций по генетике. Начались тихие, прощупывающие контакты с некоторыми из уцелевших – и не перешедших на сторону Лысенко – генетиков. Объяснение, какое пришлось дать по партийной линии, было необоримым: атомная наука, как и атомная промышленность, тоже имеет дело с биологией – с влиянием радиации на биологию как человека, так и природы. А на что именно влияет радиация? На какие механизмы в клетке человека? Во-от, это надо знать. Вот мы и приглашаем тех, кто знает. Чтобы и мы знали, атомщики.

Таким неочевидным путём пришлось пойти, когда прямой личный разговор с Хрущёвым на тему генетики не сложился. Первый секретарь ЦК КПСС довольно грубо указал Курчатову не лезть не в своё дело, где тот, мол, при всём к нему уважении, неграмотен.

Грамотей Хрущёв!

Пришлось брать под руку Александрова и вместе с ним идти к его дружку Славскому, чтобы донести до главы Минсредмаша ту же логику: жёсткие излучения, вообще радиация каким-то образом ведь действуют на биологические ткани и структуры? Действуют. И не только медикам из 6‐й больницы понимать надо, как действуют, но и с другой стороны необходимо зайти, со стороны физики. А значит, этот сектор исследований нуждался в грамотных учёных-биологах. Тем более что все уже понимают: радиационная биология – очень важное для атомной промышленности направление, так как нужно как минимум толком ведать, с какой опасностью приходится иметь дело.

В Славском союзника они не сразу, но нашли. И тот подписал распоряжение о создании при институте Радиобиологического отдела. А в августе 1958 года вышло постановление ЦК КПСС и Совмина СССР «О работах в области биологии и радиобиологии, связанных с проблемами атомной техники». А что Курчатов со товарищи недорезанных «менделистов-вейсманистов-морганистов» у себя пригрели – так у них своих биологов нет, вот и пригласили тех, кто без работы остался. Благодаря вам, Трофим Денисович! Благодаря вам биология в стране под лавкой сидит и атомщикам самим приходится развивать её раздел – радиобиологию.

Из генетиков в РБО пригласили уволенных с кафедры генетики МГУ после августовской сессии ВАСХНИЛ С.И. Алиханяна, Р.Б. Хесина-Лурье, Н.И. Шапиро, а также ряд других известных представителей «реакционного направления в науке». От физиков туда пришли специалисты в области молекулярной физики Ю.С. Лазуркин и М.А. Мокульский, химики К.С. Михайлов и А.Н. Николенко, многие молодые сотрудники и инженеры. А во главе Радиобиологического отдела по предложению И.Е. Тамма встал В.Ю. Гаврилов – учёный, который был не по зубам Трофиму Лысенко. Ибо тот не мог не понимать, что ему не обойдётся бескровно столкновение с дважды лауреатом Сталинской премии, что занимался ядерным оружием в КБ-11 и разрабатывал атомные и водородные бомбы и специальные заряды для различных видов атомного и водородного вооружения в НИИ-1011.

Лысенко же интригу проспал, а когда попытался поднять волну в своём излюбленном духе селюкского стукача, на него просто не обратили внимания. И ведь притих Трофим, что характерно! Реально притих, не осмелился с ядерщиками драться!

Вот так атомщики и не дали окончательно разгромить генетику в Советском Союзе…

А параллельно с научными и нужными науке заведениями появляются в «архипелаге» и другие, не менее нужные. Людям нужные. Дома, где люди будут жить. А то разве дело это, когда даже замы заведующих отделами и хозяйствами института в коммуналках живут!

А у людей появляются дети. А фонды на строительство яслей и садиков утверждаются со скрипом, да и ждать долго, пока они построятся. И Курчатов поступил проще – выбил строительство яслей и садика на деньги от своих премий. Хорошо там деткам, заходил туда Игорь Васильевич, интересовался, проверял.

И наконец, последнее детище на нынешний день – импульсный графитовый реактор (ИГР). Курчатов прозвал его «ДОУД-3» – «До третьего удара». А то ведь два инсульта он уже пережил. И считалось, что третий непременно закончится смертью. А на этот случай его характер подсказывал только одну опцию – юморить.

Реактор был построен за два года, к февралю 1960‐го. До физического пуска ИГР Игорь Васильевич не дожил три месяца…

* * *

Здоровье становилось всё хуже год от года. Нагрузки явно перекосили тот фундамент, который удерживает организм в относительно стабильном состоянии. Поначалу Игорь Васильевич с юмором информировал друзей: «У меня был микрокондрашка!» Это после сильнейших головокружений, которые укладывали в постель. Не надо медицинского образования, чтобы догадаться: это были спазмы сосудов мозга – первый звоночек будущего инсульта.

Но… Игорь Васильевич был весь в работе. А его работа прежде всего – в ответственности за всё. Причём в ответственности такой, когда не то что безответственности не предусматривается – нет права на неуспех. На отрицательный результат. И даже на отсутствие результата.

Вот