Атомный век Игоря Курчатова - Александр Анатольевич Цыганов

class="p1">Курчатов, вспоминая детство на Чёрном море, мог представить себя теперь капитаном корабля перед неоглядным архипелагом. Нет, не райским – рукотворным. Сосредоточившим мощь страны, сотни тысяч людей, находящих, создающих и обслуживающих эту мощь. Здесь сотни предприятий, вырабатывающих эту мощь. Здесь умнейшие институты, здесь совершеннейшие лаборатории, здесь тончайшие приборы. Сложнейшие производства и целые города вокруг них, дороги в непролазных чащах и рудники посреди пустынь, заводы под землёю и полигоны от горизонта до горизонта…

Только Главпромстрой МВД менее чем за четыре года, с конца 1945 и по 1 сентября 1949 года, построил и ввёл в действие 35 специальных объектов. В том числе 17 НИИ, лабораторий и опытовых установок, 7 горнорудных и металлургических предприятий, 5 химических и 4 машиностроительных и прочих предприятий, а также 2 комбината и завода основного сырья. Ещё 11 научных и промышленных объектов продолжали возводить в начале 1950‐х годов. На Урале в одной только Челябинской области возник полный цикл производства атомного оружия: от того памятного первого котла в будущем Озёрске и приборостроительного завода в Трёхгорном до завода по серийному выпуску ядерных боеприпасов в будущем Снежинске. А ещё Свердловск, Томск, Красноярск, Ижевск, Горький, Киров с их областями и краями! Ну и Москва с Подмосковьем как центр и мозг этого «атомного архипелага»…

Но главное: за всем этим – люди. Больше 230 тысяч только тех, кто занимался созданием атомного оружия. Это не считая военных строителей и заключённых.

Распоряжение Совета Министров СССР о присвоении Лаборатории № 2 названия Института атомной энергии АН СССР.

[Из открытых источников]

Центр всего этого, мозг и душа – предприятие п/я 3393. Лаборатория… Нет! Институт. Институт атомной энергии – так он будет называться.

За своим институтом Игорь Васильевич ухаживал, как за домом родным, который, собственно, и был продолжением, частичкой его. В нём проделан главный путь в его жизни. И дом – здесь.

Дорогой сердцу сад, где сотрудники гуляют и яблоки срывают, ибо Курчатов сразу распорядился, что сад – для всех, кто работает в институте. В утренние часы сам любил гулять по пустынным дорожкам, пока не наполнятся они людьми, спешащими по рабочим местам.

Хотя… «хозяйство Харитона», оно же «хозяйство Зернова», – разве менее родное? Особенно если вспомнить, сколько сил и энергии стоило создание КБ-11. А теперь там более 4,5 тысячи человек куют атомную мощь страны, из них почти тысяча – научные работники и инженеры. Причём все, и учёные, и инженерно-технический состав, – работники штучного разряда, уникальные, выдающиеся специалисты. И хоть называют они своё КБ «братской могилой физика», ибо засекречены все тотально, но работу свою оставлять не собираются. Есть и такие случаи, конечно, но – единичные, изолированные. Из-за обид в основном.

Главный вход в ИАЭ в 1950–1960-х годах.

[Из открытых источников]

Да оно и объективно неизбежно: с основной задачей справились, стало больше направлений, стало больше новых задач и интересных, перспективных задумок. Просто тесно стало целому выводку матерых медведей в одной берлоге.

И что же? А вот подумал Игорь Васильевич и решил: пусть КБ-11 будет конструкторской и производственной базой для разработки и выпуска образцов ядерных зарядов и одновременно – научным институтом, где будет создаваться боевое оснащение ядерного оружия. В том числе и перспективного. А кроме этого центра создадим второй. В подмогу и конкуренции ради. Как у американцев, где работают два ядерных центра. И за ними объективно тяжело угнаться с одной производственной площадкой у России.

К тому же, если поставить новый центр подальше, в глубине страны, это будет известной страховкой на случай войны. Всё же расположение ядерного производства под Арзамасом секретом для вражеских разведок уже не является…

Наконец, в глубинке России отнюдь не помешает иметь дополнительный научный центр. Который к тому же мог бы заняться управляемым термоядерным синтезом – в отличие от устоявшегося в своей специализации Сарова.

Решено? Да! И сделано. Поставили новый город в настоящем природном заказнике. Чистейший воздух, красивые озёра посреди тайги, множество грибов и ягод. Назвали это место Челябинском-70. Щёлкина поставили в нём директором и научным руководителем.

И развернулся Щёлкин! С самого начала поставил вопрос об обеспечении работников достойными жилищными и бытовыми условиями, чтобы, как модно было тогда говорить, могли пожить как при коммунизме. Широкие проспекты, просторные дома, качественный жилой фонд. Не боялся при этом спорить с Хрущёвым и Славским.

Но главное – результат. Первые работы в новом центре начались уже через год, в 1955‐м. Через два года уже была испытана серийная водородная бомба, созданная в Челябинске-70. А вскоре и Америку догнали по ядерным вооружениям. К 1970 годам здесь разрабатывалось и производилось более двух третей термоядерных зарядов, уходивших на вооружение армии.

Ещё одним «островом» курчатовского «архипелага» – не считая «положенных» комбинатов на Урале, в Томске-7 и Красноярске-25 – стал, собственно, не его объект. Но Игорь Васильевич сделал очень много, дабы этот объект появился. Именно по его инициативе при Лаборатории № 2 была создана лаборатория, которая стала изучать биологическое действие радиации. Но её одной было мало. К тому же для биомедицинских исследований требовались профильные специалисты. И Курчатов подкинул в Минздрав идею перебазировать Институт биофизики с Малой Пироговской на Живописную улицу, поближе к ЛИПАНу. Здесь же, снова воспользовавшись площадями Всесоюзного института экспериментальной медицины, разместили базовую для биофизиков радиологическую больницу № 6.

В известном смысле Игорь Васильевич сам себя обеспечил головной болью – уж больно жёсткими характерами обладали директор Института биофизики и бывший завотделом биофизики и фотобиологии ВИЭМ академик Глеб Михайлович Франк и начальник отдела медико-санитарной службы ПГУ Аветик Игнатьевич Бурназян. Под их руководством возникла Государственная служба радиационной безопасности, включившая в себя медико-санитарные части с сильными радиологическими отделениями при всех промышленных, конструкторских и научных объектах атомной отрасли. А помимо них по стране построили специализированные поликлиники и больницы, санатории и дома отдыха.

В августе 1947 года всё это увенчалось созданием при Министерстве здравоохранения СССР 3-го главного управления. Оно и занялось разработкой научно обоснованных норм радиационной безопасности.

Наука пошла сначала эмпирическим путём. Кто-то из учёных высчитал, что радиоактивные альфа-частицы будут лучше выводиться из организма, если не давать им застревать в узких кровеносных сосудах. Тем более что самые узкие находятся как раз возле спинного мозга, который и нужно более всего беречь во избежание лучевой болезни. А что лучше всего расширяет сосуды? Да! Но коньяк дорог. Так что Курчатову пришлось наблюдать, как Щёлкин, Зернов, два фотографа и дозиметрист, что делали замеры в эпицентре после первого испытания, принимали прописанную врачами… водку. А вслед за ними и те, кто не был в эпицентре, также исполнили медицинское предписание…

Рецепт мгновенно обрёл популярность и в массах. Александров рассказывал, как работяги,