«DIXI ET ANIMAM LEVAVI». В. А. Игнатьев и его воспоминания. Часть IX. Очерки по истории Зауралья - Василий Алексеевич Игнатьев

Судьба Александра Клюхина для жителей Течи была засекречена: передавали, что только один раз он приезжал в Течу в гости к родителям, привёз своей матери – Анне Ивановне – коляску, чтобы её можно было возить по комнате, потому что она была в глубоком параличе. Среди женщин ходили слухи, что кто-то из них видел его; говорили о том, как он был одет, а именно, что на нём была визитка и брюки под сапоги и что у сапогов его были голенищи лаковые. Говорили даже, что и разговор у него стал «великатный» и вообще «обхождение». Позднее болтали, что он женился на своей хозяйке, т. е. в духе известной повести Лескова «Леди Макбет Мценского уезда», правда, без убийства, а так, как говорили у нас: «ему фартнуло». Но всё это были только досужие домыслы. Подлинные же сведения о судьбе Александра мне удалось узнать от младшего брата его, друга моего детства – Кости в последний приезд в Течу года три тому назад. Он мне поведал следующее о нём. Александр был действительно взят в учение на приказчика в Нижний Тагил, только Костя не знал, как это случилось. Предположительно он высказался в том смысле, что это произошло благодаря знакомству родителей с нижнетагильским купцом ещё при жизни в «Расеи». Костя с восхищением отзывался об уме своего брата, как он сам выразился: «у него была голова». Он рассказывал, что у хозяина его брата была целая сеть торговых лавок, и Александр был правой рукой у него. Он говорил, что Александр потом открыл своё «предприятие», кажется, в Камышлове и конфиденциально сообщил мне, что его, Костю, преследовали после Октябрьской революции «за брата». Таким образом, со слов Кости выходило, что все разговоры о романтической женитьбе Александра были пустым измышлением. Правдивым было то, что Александр в Течу уже больше не возращался.

Третьего сына Пимена Фёдоровича – Ивана взяли в солдаты, и вести хозяйство ему помогали – четвёртый сын – Владимир и подрастающий пятый сын – Константин, друг мой Костя. По возвращении из солдат, всё хозяйство на себя принял Иван. Владимир оказался на «холостом ходу», на положении подсобного работника. Он ходил по «подёнщинам», а к сабану так как следует и не прикоснулся, т. е. по мнению теченских обитателей в ту пору ещё не сделался настоящим мужиком – землеробом. Мужиком-землеробом у нас признавали только того, кто «ходил за сабаном». А сила у Владимира искала выхода, и вот решил он … разводить гусей! Это его предприятие, по существу не плохое и во всяком случае смелое, явилось для теченцев «камнем преткновения и соблазна». Пошли толки и перетолки: да не свихнулся ли он с ума?! А стадо он вывел большое … сто гусей, не таких, о которых говорится в известной задаче-головоломке, а настоящих гусей. Для такого предприятия в Тече были благодатные условия: в поскотине было озеро, были болота. Этим и воспользовался Владимир: там, на озере, и «выхаживал» своё стадо… и выходил. А вот реализовать это «предприятие» не хватило ума: так по мелочам и разошлось всё стадо, а ведь из наших краёв сибирское топлёное масло отправляли в Англию. Нет, никто его не надоумил адреснуться по этому вопросу к сугоякскому богатею – земскому гласному Абакумову, который бочками отправлял масло в Англию. Так он и остался после этой затеи «притчей во языцех» – «Володей Пименовым». К тому же он оказался и «неприкаянным» женихом, а было ему уже за двадцать. Выручила в конце концов порода настоящего русака, выходца из «Расеи» – нашлась для него невеста – он ушёл в дом, подобно старшему брату, но при лучших козырях – не за вдовушку, а за настоящую русскую кралю, правда, из тех, которых уже после восемнадцати лет у нас, в Тече, считали перестарками. Только с этого времени ему пришлось взяться крепко за сабан, и он признан был настоящим мужиком-землеробом.

Пятый сын Пимена Фёдоровича – Константин был особо связан с моей жизнью – с детских лет и до старости. Костя был старше меня на два года. Знакомство моё с ним и со всей семьёй Пимена Фёдоровича началось с того, что жили мы в соседстве. Ещё в детские годы Косте поручали зимой привозить мякину, полову, оставшуюся от обмолота зерновых культур с гумна домой. Мякину Костя возил в большом черёмуховом коробе, которые у нас применялись для перевозки зерна, муки и пр. Половы от обмолота оставались горы и её зимой скармливали скоту. В ней же находили зерно курицы. Проезжая мимо нашего дома на гумно, Костя зазывал меня с собой, родители мои не препятствовали этим мои поездкам, и такие «путешествия» были частыми. На гумне я наблюдал, как мой друг проворно лопатой нагружал короб, мы садились на воз, как на перину и мчались домой. Теперь не припомнить, о чём был наш разговор, помню только, что Костя гордился своими лошадками и даже хвастался. С половой мы въезжали с Костей прямо в пригон, и мне нравилось наблюдать, как на воз сейчас же набрасывались лошади, коровы и налетали курицы. Морды у лошадей и коров покрывались половой. Летом встречи с Костей у меня были тоже на гумне, так как наши гумна были одно против другого. На них иногда летом паслись наши кони.

Костя в семье оказался каким-то неудачником. Началось с того, что ему не давалось учение в школе, и он так и не кончил её. Особенно же «солоно» досталась ему солдатчина. Кажись, не Бог знает какая, премудрость солдатская шагистика: «ать-два», а вот Косте ему не давалась и шабаш, а известно, что это значило в условиях сурового царского режима. Костя писал домой жалобные письма: «молитесь за меня, попросите о[тца] Владимира, чтобы он сослужил за меня молебен, потому что учение мне не даётся», Счастливым случаем для Кости оказалось то, что вместе с ним в одном полку служил в солдатах односельчанин – Андрей Постников, парень пробойный, и он уговорил офицера перевести Костю в денщики. В таком чине он и закончил свою военную службу. Когда Костя вернулся «из солдат», то хозяйство вёл ещё брат его – Иван, а он пошёл в пастухи общественного стада овец. Мне приходилось иногда наблюдать, как Костя мимо нашего дома прогонял стадо овец в загон на ночь. Стоял при этом шум и гам: слышалось блеяние овец, гремели окрики Кости на непослушных овец. Густое облако пыли висело над стадом и двигалось за ним, и шествовал Костя в зипуне с котомкой за плечами,