Письма. Том второй - Томас Клейтон Вулф

получить от писательства много денег. Как и ты, я очень устал, но должен как-то продолжать писать и пытаться закончить эту огромную книгу, которая занимала всю мою жизнь в течение двух или трех лет. Я боюсь наступления лета и должен продолжать работать. Может быть, когда-нибудь у меня что-нибудь получится…

Я согласен с тобой, когда ты говоришь, что горечь – одна из тех вещей в жизни, которые убивают, в этом есть мрачная справедливость в том, что [она] чаще всего убивает тех, кто позволяет ей питаться собой. В жизни есть еще одна труднопереносимая вещь, о которой ты, к счастью, мало знаешь, – это одиночество. Если у тебя есть время и тебе интересно узнать что-нибудь о моей собственной жизни за последние десять или пятнадцать лет, ты можешь прочитать рассказ, который я написал для следующего номера «Скрибнерс» [«Нет двери, был опубликован в июле 1933 года]. Некоторые считают, что это лучший рассказ, который я когда-либо писал. Не знаю. Но в него вошла частичка моей жизни.

Думаю, я узнал о том, что такое одиночество, когда был ребенком лет восьми, и думаю, что знаю об этом с тех пор. Люди, хорошо относятся к детям, но часто бывают жестокими из-за того, что в их собственной натуре есть что-то бесчувственное или жестокое, чему они не могут помочь. Однако не стоит старшим говорить маленькому ребенку, что он эгоистичен, неестественен и уступает другим членам семьи в великодушии и благородстве, потому что ребенок мал, беспомощен и не имеет защиты, и хотя он ничем не хуже других детей, и на самом деле полон привязанности, любви и доброй воли, как никто другой, он может со временем поверить в то, что ему говорят о себе, и тогда он начинает жить один и хочет быть один и, если это возможно, уйти далеко-далеко от людей, которые говорили ему, насколько они лучше, чем он. Я могу честно и искренне сказать, что у меня нет ни капли горечи и ничего, кроме жалости, к тому, кто когда-либо так поступал, но я также могу сказать, что привычка к одиночеству, однажды сформировавшись, растет в человеке из года в год, и он скитается по лицу земли, не имея дома и будучи изгнанником, он никогда не сможет снова вырваться из тюрьмы собственного одиночества, как бы сильно он этого ни хотел.

Так что, несмотря на все беды и несчастья последних лет, ты можешь быть благодарна за то, что одиночество не было одним из них. Я желаю тебе и всем нам чудесного счастья и успеха, которые возместят нам все утраты и страдания, и я почему-то верю, что они еще придут к нам. Я вел такую уединенную жизнь, какую только можно себе представить, но за последние два-три года я почувствовал себя гораздо ближе к людям, чем когда-либо прежде, и несчастья и страдания повсюду вокруг меня тронули меня больше, чем когда-либо прежде. Я действительно думаю, сам не зная, почему я так думаю, что впереди нас ждут лучшие дни и что, если мы будем идти вперед с верой и мужеством, мы обретем немного безопасности и счастья, в которых мы все нуждаемся…

Я, как всегда, шлю вам все мои наилучшие пожелания здоровья и успехов во всем, что вы делаете, и надеюсь, что мы встретимся скоро, в более удачное и счастливое время.

Роберту Рэйнолдсу

Коламбия Хайтс, 111

Бруклин, Нью-Йорк

5 июня 1933 года

Спасибо за ваше письмо и за то, что вы сказали о рассказе «Смерть – гордая сестра». Мне стало приятно, и это компенсирует весь кровавый пот писательской работы, знать, что кому-то нравится то, что я написал. В следующем месяце выходит еще один рассказ [«Нет двери»], который считают лучшим из всех, и я надеюсь, что они правы, потому что рассказ доставила мне достаточно мучений и стонов, прежде чем я закончил его. В конце концов я сократил рассказ с пятидесяти с лишним тысяч слов до восемнадцати или двадцати тысяч, но о некоторых вещах, которые были опущены, теперь больно вспоминать.

Эти рассказы – лишь малая часть всей работы, которую я проделал за последние два-три года, я надеюсь когда-нибудь опубликовать большую ее часть. Я вложил в них всего себя и постарался сделать все, что мог, и хотя я хочу становиться лучше и постоянно учиться, мне хотелось бы получить то облегчение, то ощущение, что я выкинул что-то из головы, именно это дает мне публикация. Сегодня мы связывали огромные стопки рукописей, которые я собираюсь кому-то отдать или завтра отослать в «Скрибнерс», просто потому, что не могу больше на них смотреть. Кажется, у меня есть копия всего, что я отправляю, все что я написал от руки, было напечатано на машинке, это громадное количество писанины, достаточное, чтобы заполнить до отказа ящик длиной четыре фута (120 сантиметров) и высотой два-три фута (60-90 сантиметров), но я с облегчением вынесу все из дома.

Я рад узнать, что вы так много работаете, и думаю, что завершить и подготовить к изданию рукопись в девяносто тысяч слов за два месяца – это замечательный результат. Я желаю вам удачи и надеюсь услышать о ней больше, когда вы приедете в город в следующий раз…

Джону Холлу Уилоку

[Колумбия Хайтс, 101]

[Бруклин, Нью-Йорк]

14 июня 1933 года

Дорогой Джек:

Хочу поблагодарить вас за твое доброе и щедрое письмо о моем рассказе [«Нет двери»]. Мне было очень приятно узнать, что вы так к нему относитесь, потому что последние день-два я сильно переживал из-за разделов, которые пришлось убрать из-за недостатка места, и боялся, что было сделано так много сокращений, что от этого пострадали полнота и суть рассказа. В этом рассказе я действительно пытался сказать нечто, что исходит из глубины моей жизни и что, как мне кажется, будет определять почти все, что я делаю, в течение многих последующих лет.

Я так счастлив, что мне удалось вместе с вами и Максом сказать то, что я хотел, потому что в мире нет двух других людей, чьи суждения и доброе мнение значили бы для меня так много, как ваши. Так что еще раз спасибо, что написали мне так, как написали. Я ценю ваши прекрасные письма, и особенно последнее, и вашу веру в то, что я делаю, больше, чем я могу выразить словами.

Как я уже говорил, за последние два-три года я так часто перечитывал некоторые ваши стихотворения и был так глубоко впечатлен