Письма. Том второй - Томас Клейтон Вулф

некоторыми из них, что уверен, что они перешли в мою собственную работу, и если вы встретите свидетельства этого воровства, я хочу, чтобы вы поверили, что это было сделано неосознанно, и все, на что я могу надеяться, – это то, что иногда это было сделано достойно.

Я хочу зайти и поговорить с вами в следующий раз, когда приду в офис. А пока еще раз благодарарю вас, с наилучшими пожеланиями, Том.

Альфред Дэшилл отправил Вулфу письмо, написанное Дональдом В. Чейси в журнал «Скрибнерс», в котором тот хвалил рассказы Вулфа, которые они публиковали. Вместе с ним Дэшилл отправил собственное сопроводительное письмо, в котором говорилось следующее: «Это то, что люди думают о вас. Это мнение тысяч людей, которые не пишут. Почему же тогда у вас должны возникать сомнения? … Или подозрения, что люди могут предать вас? Вы – то, что вы есть. Вас нельзя предать. … Вас ждет триумф, и вы не должны отрываться от своей награды из-за беспокойства духа». Вулф ответил на это следующим образом.

Альфреду Дэшиллу

28 июня 1933 года

Дорогой Фриц:

Спасибо за ваше письмо и за вложенное письмо от Чейси, которое я вам возвращаю. Это, конечно, очень приятно и замечательно – знать, что кто-то так относится к моей работе.

Я не буду больше ничего говорить о письме, потому что только что разговаривал с вами по телефону и сказал кое-что из того, что собирался написать. Да, я думаю, что было бы замечательно спросить его, когда вы будете отвечать на его письмо, писал ли он когда-нибудь что-нибудь о полетах или о своем собственном опыте и почему он не присылает это вам. Если бы летающий человек действительно мог описать ощущения и опыт полета так, чтобы мы все почувствовали это, мне, например, было бы очень интересно прочитать, что он скажет. Конечно, мы не знаем, есть ли у него дар передавать такой опыт словами, но это догадка, и проверить ее необходимо.

Не могу передать словами, как мне приятно осознавать, что такой человек, чьи интересы далеки от литературной жизни и который ведет, как он говорит, активную жизнь, так хорошо отзывается о том, что я делаю. Хотя я никогда не считал, что человек может сделать свою лучшую работу для широкой публики и что все хорошее письмо в некотором смысле ограничено особой и почти неопределимой публикой, мое чувство, тем не менее, очень сильно, что лучшее письмо не является драгоценной вещью и не ограничено небольшой группой адептов и профессиональных критиков. Другими словами, я думаю, что по всему миру разбросана та публика, которую представляет этот человек, та ограниченная и все же радующая глаз многочисленная группа людей с прекрасными чувствами, интеллектом и непрофессиональной оценкой. Мне почему-то кажется, что настоящая оценка заслуг писателя и реальное мерило его успеха в конечном счете в гораздо большей степени исходит от этих людей, чем от профессионального литературного критика, и что именно ради уважения и веры этой невидимой и неизвестной публики человек инстинктивно делает свою работу, и именно поэтому я придаю такое большое значение письму, подобному этому.

Я не знаю, смогу ли я найти два других письма, которые написал мне Чейси, но у меня есть копия письма, которое я ему написал, и хотя оно написано или продиктовано довольно неуклюже и плохо, я посылаю его вам, потому что подумал, что вы захотите с ним ознакомиться, так как оно, возможно, прояснит для вас всю ситуацию.

И последнее, Фриц, я хочу поблагодарить вас за ваше собственное письмо, которое вы отправили вместе с письмом Чейси. Я не только глубоко и искренне благодарен вам за ваши слова, но принял их близко к сердцу и признаю их истинность. Все, что я могу вам сказать, это то, что усилия по написанию или созданию чего-либо, кажется, запускают странный и обескураживающий конфликт в человеке, который это делает, и этот конфликт иногда принимает почти физические пропорции, так что он чувствует, что борется не только со своей собственной работой, но и со всем окружающим миром, и его так мучают демоны, кошмары, галлюцинации и недоумения, что он обрушивается на всех и вся, не только на людей, которых он недолюбливает и которым не доверяет, но, как это ни печально, даже на тех, кого он в глубине души считает своими настоящими друзьями.

Я не могу передать вам, насколько полно и глубоко я осознавал все это и сколько мук я испытал, когда изгонял эти чудовищные фантомы и ясно видел, в какое безумие и глупость они меня ввергли. Но я действительно думаю, что даже в самые страшные и безумные времена конфликтов и заблуждений мы сохраняем где-то внутри себя спасительное зерно истины и рассудительности, которое не дает нам окончательно сойти с ума. Это все, что я могу сейчас сказать вам об этом. Но я постоянно живу надеждой – и никогда ее не терял, – что человек может сделать свою жизнь лучше и излечиться от некоторых своих тяжких ошибок. В хорошие минуты я не думаю, что какой-либо человек на земле больше ценит дружбу и привязанность своих друзей, чем я, и более искренне желает быть достойным их веры и более жестоко мучается, когда думает, что злоупотребил ими.

В настоящее время, однако, я перестал проклинать беззакония человечества и выплескиваю свои проклятия на погоду, и даже испытываю огромный прилив братской любви и сочувствия, когда думаю о восьми миллионах моих собратьев-атомов, вынужденных потеть, плавиться и чахнуть на своем жалком пути сквозь клейкий и нескончаемый ужас нью-йоркского лета. Если бы только оно снова стало прохладным, думаю, я мог бы полюбить всех, даже миссис Эллу Бул. [Элла Бул (1858–1952), глава Женского Христианского Союза Воздержания].

Я зайду поговорить с вами о рассказе через день или два. [Дэшилл писал: «Я поговорю с вами об «Изгнании», когда увижу вас. Думаю, из него можно что-то сделать». Возможно, это было раннее название «И странное время, как лесная тьма» или «Темный октябрь». Последний вариант никогда не публиковался ни в одном журнале, но с изменениями и дополнениями появился на страницах романа «О Времени и о Реке» 353-404].

Следующее письмо Вулфа другу детства, Лерою Доку, очевидно, было написано во время одного из приступов тоски по горам западной части Северной Каролины. Он так и не вернулся в Бальзам, но, в конце концов, снял хижину в Отине, штат Северная Каролина, в 1937 году.

Лерою Доку

[Бруклин, Нью-Йорк]

29 июня 1933 года