Морские приключения мышки Клариссы - Лиза МакМанн

и все. Объяснить, как и почему, Чарльз Себастьян не мог.

– Надо, малыш, тебя как-то назвать, – сказала Бенеллун, когда мышонок в очередной раз пробегал мимо. Кажется, она смирилась с судьбой и даже немного воспряла духом от того, что ей вновь позволили трудиться как члену команды.

– У меня есть имя, – пискнул Чарльз Себастьян, но люди были слишком увлечены своей значимостью, чтобы учить язык животных, поэтому девчонка его не поняла.

Убедившись, что руки у нее связаны, Чарльз Себастьян не стал убегать, а, наоборот, подошел ближе.

– Ты настоящий боец, – восхитилась Бенеллун. Она обеспокоенно взглянула на затянутое тучами небо. – Если осмелели мыши… – вспомнила она свой стишок и забыла дать Чарльзу Себастьяну новое имя.

– Я соскучилась по родителям, – сказала она, помолчав, но уже без слез. – Я надеюсь, их суда вернулись в один день, они оба дома, вместе. – Еще помолчала. – И пока не переживают, что нас нет. Еще рано. И это хорошо. – Понюхала сырой воздух. – Гроза приближается.

Чарльз Себастьян сделал еще несколько шагов к девочке, но все равно держался так, чтобы его нельзя было схватить. Он тоже скучал по маме.

– И по Тео я соскучилась…

Мышонок поморщил нос.

– Да он ужасный! – воскликнул он, ведь Бенеллун все равно его не понимала.

– Он не знал, как поступить, когда не вернулся папин корабль. Ему надо было отправиться на обучение сюда, на «Шарлотту», а меня не с кем было оставить. Наверное, я бы могла остаться дома одна, но я сама не захотела и уговорила его взять меня с собой. – Девочка повернула голову и посмотрела на мышонка. – Я стала мыть верхнюю палубу, и видишь, какая она теперь чистая.

– И куры сытые, – пропищал Чарльз Себастьян.

У птиц была еда, а значит, они были заняты и им не интересовались.

– Я пишу новое стихотворение. Оно такое грустное, что у меня сердце разрывается, – призналась Бенеллун.

Чарльз Себастьян замер. Ему стало очень интересно, он очень хотел, чтобы она рассказывала дальше.

– О чем оно? – не выдержал он.

Но вместо того, чтобы читать стихи, Бенеллун улыбнулась мышонку:

– Ты начинаешь мне доверять, да? Давно пора.

И она протянула к нему связанные руки ладонями кверху. Он увидел раны, которые под веревками никогда не заживут. Какой жестокий и подлый человечишка этот мистер Томас! Мышонок подошел еще ближе. И в этот момент у клетки появился тот матрос, который всегда приносил еду. В руках у него была стопка одеял. Одно из них он сунул в клетку через прутья:

– Шторм надвигается. Сильный шторм.

Бенеллун подобрала одеяло.

– Я и так это вижу. Тучи на небе не помещаются. Может, выпустите меня отсюда? Есть же свободные койки! Можете меня даже запереть, я не возражаю.

– Во всех свободных каютах мистер Томас разместил саженцы. Их нельзя оставлять на палубе во время шторма, – пояснил моряк с брезгливостью в голосе.

– А ребенка можно… – заключила Бенеллун.

– Да. Тебе предстоит усвоить еще один урок. Вот так.

– Конечно! Зачем ходить в школу, когда есть мистер Томас! А в чем я теперь провинилась?

Моряк пожал плечами.

– Да ни в чем. Просто мистер Томас тебя терпеть не может. И считает, ты не проявляешь к нему должного уважения. А главное, тебе известен его план, а это ставит под угрозу всех нас.

– Я ребенок! Всего лишь ребенок! – воскликнула Бенеллун.

– Для него это значит лишь одно: ты проживешь еще долго и у тебя полно времени, чтобы его обвинить перед судом.

Девочка закрыла глаза. Ее лицо выражало массу эмоций. Посидев так минуту, открыла глаза и уставилась на потолок клетки. От солнца он прикрывал, конечно, но от ливня не защитит, а уж тем более от шторма.

– Одеяло не поможет, – сказала она.

– Могу и забрать, раз тебе не нравится, – рявкнул моряк.

Он тер виски, как будто у него сильно болела голова. Бенеллун нахмурилась:

– Хотя бы снимите с меня кандалы, чтобы я могла прятаться во время ливня.

Моряк посмотрел на быстро плывущие по небу тяжелые тучи. Выругался себе под нос и зашел в клетку.

– Помни, это я помог тебе снова начать работать, так что без глупостей. Если Томас прознает, я сяду рядом с тобой. Никому не говори! – С этими словами он расстегнул железные браслеты на щиколотках Бенеллун и откинул их под стенку.

– Даже судье? – сахарным голоском уточнила она, когда моряк уже запирал клетку снаружи.

– Судье?

– Да, судье в суде. Когда вас арестуют за бунт и выяснится, что вы держали ребенка в клетке… – Помолчала. – Думаю, это смягчит твою участь.

Моряк побледнел и отошел от клетки. Чарльз Себастьян хотел зааплодировать, но увидел, как изменилось лицо Бенеллун. Она всхлипнула и уткнулась в одеяло. И просидела так очень долго. Не зная, как помочь, мышонок пропищал:

– Ну что ты…

Бенеллун убрала одеяло от лица, села на него, как на подушку, и стала растирать затекшие щиколотки.

– Ждем большого шторма? – вновь заговорила она, морщась оттого, что веревки натирали запястья. – Это будет интересно. И под «интересно» я имею в виду «ничего хорошего».

Чарльз Себастьян не знал, как себя вести. Он раньше никогда не попадал в шторм, вернее, пережидал его в теплой кладовке. А сейчас он чувствовал, что воздух становится реже, легче, а вот страх в нем, наоборот, густеет и приобретает вязкость.

– Когда я родился, – затараторил он, – мама думала, что я не выживу, потому что я был самым слабеньким последышем. А я выжил. И мы с Клариссой – она сейчас плывет на шлюпке вместе с Тео… – мы с Клариссой и мамой всегда прижимались друг к другу. Маленькая фасолинка, фасолинка побольше и самая большая фасолина. – Он замолчал, Бенеллун наблюдала, как он пищит. – Я самая маленькая фасолинка.

– Ты что, со мной разговариваешь? – спросила Бенеллун, наклоняясь. Она легла на живот и выставила вперед связанные руки. – Ты меня понимаешь?

Вдруг мышонок сообразил, что без кандалов девчонка может легко его достать, но почему-то не стал убегать.

– Ну просто фасолинка. Такая милая мышка!

Чарльз Себастьян смотрел во все глаза:

– Ты меня услышала? Услышала, как я сказал, что я фасолинка?

Пленница его не слышала. Как она могла его слышать? Совпадение. Но зато какое! Чарльз Себастьян удивился и, запрокинув голову, расхохотался. Бенеллун медленно, очень медленно придвинула к нему сложенные ковшиком ладони. А он шагнул вперед, вытянул шею и легонько ткнулся носом в кончики пальцев. Отступил. Девчонка улыбалась от радости. И ему тоже стало радостно. Пусть совсем немного, но все же. Вот бы Кларисса удивилась его смелости! Как же хотелось рассказать ей обо