Отель «Большая Л» - Шурд Кёйпер

я нашел язык, высохший и побелевший, кровь из него уже вся вытекла. По вторникам я убираю в номерах. Я замел его на совок, а он давай крутиться и извиваться, как будто… ну сами знаете… как будто целоваться хотел.

– Какая гадость!

Подруги поднялись.

– Ты в курсе, что у тебя с головой не в порядке? – сказала одна.

– Совсем крыша поехала, – сказала другая.

Мне было наплевать. Забавно даже.

– Я тоже там живу, – мотнул я головой. – Меня выпускают на улицу только в костюме обезьяны.

Они вскочили на велосипеды и покатили вниз с дюны.

– Придете ночевать? – крикнул я им вдогонку.

– Теперь я точно больше не хочу тебя видеть! – крикнула Изабель.

Так она в третий раз со мной порвала. Еще до того, как между нами что-то началось. Пожалуй, это мировой рекорд.

Надо еще рассказать о Брик и ее несчастной любви. Все дни вперемешку – запутаться немудрено. А что делать, если столько всего происходит? Ладно, вернемся к субботе. Конец уже близок. Мрачная это история.

Остановившийся у отеля автобус был пустой. Если не считать шофера и двух темнокожих мужчин в спортивных костюмах, которые вышли из салона. Один из них что-то закричал ребятам на пляже. На тувалу. Скорее всего. Во всяком случае, мы ничего не поняли. Он кричал так громко, что Валпют услышал его у себя на кухне и вышел на улицу. Очень кстати – нам нужен был переводчик. Валпют объяснил, что этот горлопан – тренер сборной. Тренер дунул в свисток, и ребята стали подниматься по лестнице к отелю.

– Они торопятся, – сказал Валпют, – им пора на Фарерские острова, на очередной матч.

Последними к автобусу подошли, держась за руки, Брик и Акелей. Футболисты окружили тренера и его ассистента и возбужденно заговорили.

– Они не хотят уезжать, – сказал Валпют, – потому что это страна Фоппе де Хана. Когда Фоппе стал тренером сборной Тувалу, они впервые в истории выиграли матч на Тихоокеанских играх. Они хотят остаться здесь. Потому что здесь все умеют играть в футбол. Как Кос.

– Они так сказали? – удивился я.

– Да.

– А что тренер?

– Говорит, что это все чушь. Что он за них в ответе, и они поедут дальше.

Брик услышала слова Валпюта и вцепилась в Акелея.

– Но он-то останется здесь? – спросила она. – Навсегда?

Акелей кивнул. Я попросил Валпюта объяснить тренеру, что он нам должен. За тринадцать номеров. Точнее, за двенадцать. Акелей ночевал у Брик. Бесплатно. Иначе пришлось бы выставить счет и Феликсу за то, что он воспользовался кроватью Либби. Акелей повернулся к тренеру. Валпют перевел его слова.

– Тренер, я не поеду с вами, я останусь с Брик.

– Я тебя сюда привез, я тебя и верну домой, – отрезал тренер.

– Но я влюбился!

Акелей положил ладонь на сердце. Тренер схватил его за руку и подтолкнул к автобусу. Акелей протянул свободную руку Брик, та уцепилась за нее. Тренер кликнул ассистента, и тот осторожно попытался отцепить Брик от Акелея. Задача была непростая: Брик отбивалась ногами и руками.

– Спокойно, девочка! – перевел Валпют слова ассистента. – Не надо думать кулаками.

Остальные ребята принялись нам помогать.

Валпют заговорил с тренером, тот вынул свой бумажник, заглянул в него, помотал головой и вытащил пачку денег. Он вручил ее Валпюту и пошел к автобусу. Валпют передал деньги мне.

– В Тувалу на это можно купить небольшой корабль, – сказал он, – а здесь и на кружку пива не хватит.

Я подошел к автобусу и вернул деньги тренеру. Ассистенту удалось расцепить влюбленных и запихнуть Акелея в автобус.

– Ты мое золотко! – вопил Акелей.

– А ты мое! Мое! – вопила Брик. – Останься со мной! Останься! Прошу тебя!

Дверь автобуса закрылась. Брик капитулировала. Она рухнула на землю прямо там, где стояла, и разрыдалась. Автобус тронулся. Акелей тоже плакал, прижимаясь к стеклу. Брик этого не видела, она и не смотрела даже. Я обнял ее. Сестра не возражала. Она стянула мамин парик и сунула его мне.

– Я тебя понимаю. Я… я был влюблен в Изабель, – сказал я.

На миг глаза Брик посветлели, потом вновь погасли. Навсегда. Во всяком случае, так мне казалось.

И зачем только я брякнул, что был влюблен в Изабель? Как будто это могло ее утешить! Но Брик не рассердилась; я погладил ее по руке, и она не оттолкнула меня. Об Изабель я не плакал. Я вообще не плачу. Я уже говорил: так я решил. Но сестру я вполне понимал. Мои вчерашние слезы (когда с папой все закончилось хорошо, и меня не отпускали мысли о маме) были исключением. Из-за Изабель я плакать не собираюсь. А Брик из-за Акелея плакала, и поэтому она намного несчастней меня. Хотя вообще-то все наоборот. Акелея она больше никогда не увидит, и это, на первый взгляд, очень жестоко, но мне-то придется еще лет пять, не меньше, каждый день видеть Изабель в школе. И наблюдать, с каким парнем она решит встречаться. Или парнями. Это, по-моему, намного хуже. С другой стороны, Брик потеряла того, кто ее любит, а я – ту, что меня ненавидит. Выходит, Брик все же несчастней меня.

Это было в субботу. Сейчас все еще вторник. Теперь я все рассказал. Нас ждут дальнейшие приключения. Нужно будет убедить Брик все-таки прийти завтра на генеральную репетицию, не отказываться от участия в конкурсе, потому что эти пять тысяч евро нужны нам позарез. Если их не найти, Гусь в субботу заколотит все окна и двери. У меня в запасе есть еще папин трюк: хочешь чего-то добиться от девочки – попроси ее о прямо противоположном. Однажды это сработало. [Щелк.]

Только буферов не хватает

Брик лежала на кровати и притворялась, что читает, но книгу она держала вверх ногами. Называлась книга «Превращение». Думаю, это про саму Брик: она опять увешалась пирсингом, покрылась слоем готического макияжа и напоминает недавно заасфальтированное шоссе. Пел доедала последний кусок торта, а Либби сидела на краю кровати.

– Ну хватит, Брик! – говорила она. – Нам тоже жаль, что Акелей уехал, честное слово. Но папа скоро вернется домой, и как было бы здорово, если бы нам удалось расплатиться с долгами!

– Этот торт пахнет рыбой, – заметила Пел.

Я понюхал его, но ничего не почувствовал. Тогда я понюхал Пел. От нее несло рыбой.

– Иначе отель будет продан еще до того, как папа выйдет из больницы, – продолжала Либби.

– Брик готова читать книгу вверх тормашками, лишь бы не помогать папе, – сказала Пел.

Брик отвернулась к стене. Я жестом показал сестрам, чтобы