Отель «Большая Л» - Шурд Кёйпер

– Брик, я тебя прекрасно понимаю. На твоем месте я бы тоже не вставал с кровати.

– Отличная идея, – отозвалась Брик.

– Закутался бы в одеяло и спал бы до самой смерти.

– Так я и сделаю.

Брик снова повернулась к нам лицом и окинула нас разъяренным взглядом.

– А когда умру, так и останусь здесь лежать, потому что вытащить меня отсюда у вас не получится. Я буду тут гнить, пока из моих костей не пойдут ядовитые газы, и весь отель не превратится в вонючую бомбу, которая взорвется, как только к ней поднесут спичку. И все взлетит на воздух. Вместе с вами.

– Ты права. Бу-у-у-ум! Я бы тоже так сделал, – сказал я.

– Только сначала выиграй конкурс, – пробурчала Пел с набитым ртом.

Я думал, Брик сейчас взорвется. Но нет – она только зажмурилась и сжала губы.

– Вообще-то мы и без тебя обойдемся, – сказал я. – Подумаешь, конкурс красоты! Проще простого. Покрутил задницей – и готово. Это каждый сможет.

И тут я совершил самую ужасную ошибку в своей жизни. Серьезно, по сравнению с ней глупости, которые я наговорил Изабель, – сущие пустяки. Я взял мамин парик, нахлобучил его себе на голову и прошелся по комнате как женщина.

Пел перестала жевать. Либби уставилась на меня с раскрытым ртом. Брик вытаращила глаза. Я спросил, в чем дело.

– Мама! – ахнула Пел.

– Брик! – ахнула Либби.

– Брик, только красивее, – уточнила Пел.

– О-фи-геть, – проговорила Брик.

И тут до меня дошло.

– Даже и не думайте! – воскликнул я, сорвал мамин парик, положил его обратно на стол и направился к двери.

– Пять тысяч евро за десять минут, Кос, – сказала Либби, – и папин отель спасен!

– Вот и в животном мире самцы обычно красивее самочек, – добавила Пел.

– Да оставьте его в покое! – сказала Брик. – Кос на такое не способен. Он уже тринадцать лет ни на что не способен.

Я ее раскусил. Сразу же. И не попался на эту удочку.

– Точно, – ответил я. – Что правда, то правда. На это я не способен.

– Послушайте, – продолжила Либби, и в ее голосе зазвучали угрожающие нотки, – дело не в том, что Кос не может, дело в том, что он не хочет. Нам следует уважать его желания. Ситуация ему известна: папа болен, денег нет, отель на грани банкротства, – но, взвесив все «за» и «против», он решил отказаться. Обойтись без пяти тысяч. Таково его обдуманное решение. Забудем об этом.

– Забудем о папе, – добавила Пел.

Как же я разозлился! Не столько из-за того, чего они от меня ждали, сколько из-за того, как они пытались меня обхитрить. Это же папин трюк! Похоже, на мальчиках он еще действеннее, чем на девочках. Я чувствовал, что он работает. Но поддаваться не хотел.

– Идите вы все! Я на такое не ведусь. На этот бабский шантаж!

Повернулся и вышел.

В коридоре я остановился. Было ясно, что Брик ни за что не согласится участвовать в финале. Так что выбора у меня не было. А если сейчас в сердцах уйти, потом придется топать обратно. Уж лучше вернуться. И я поплелся назад. Походкой висельника.

Пел стояла наготове с париком в руках. Я наклонился, и она водрузила его мне на голову, словно короновала.

– Прикидываться обезьяной куда сложней, чем девочкой, – сказала она. – У тебя получится.

Я подошел к зеркалу. Сестры встали рядом. В зеркале отразились четыре красивые девчонки. Клянусь! Я как две капли воды походил на Брик в парике.

– Только буферов не хватает, – сказала Брик.

Минут пятнадцать спустя Либби и Пел, давясь от смеха, сидели на краю кровати. Брик опять залезла под одеяло. Смеяться она не смеялась, но следила за происходящим. И в ее глазах порой проблескивала веселость. Пробивалась сквозь завесу горя. Я ковылял туда-сюда по комнате на высоких каблуках и с трудом удерживал равновесие: лодыжки вдруг стали как резиновые. На мне было платье Брик, в руках – сумочка Либби, на голове – мамин парик. Дела мои были плохи.

– Ничего у меня не выйдет! – и я плюхнулся на кровать.

– А ну-ка разденься! – скомандовала Либби.

– Что, полностью?

– Трусы можешь оставить.

– Как скажете, доктор.

Я сбросил туфли, встал, взялся сзади за воротник и стянул платье через голову.

– Если ты будешь так раздеваться, все сразу поймут, что ты мальчик, – сказала Либби.

Пел продемонстрировала, как надо: скрещиваешь руки, берешься за подол и тянешь вверх. Либби попросила Брик подвинуться и приказала мне лечь на спину. Сестры склонились надо мной. Как три феи. Или как хирурги над пациентом – эту ассоциацию я тут же отогнал.

– Усов у тебя еще нет – это плюс, – отметила Либби. – С подмышками тоже порядок.

– Ноги у него волосатые, – подала голос Брик.

– Тебе это не по вкусу? – спросил я.

– У меня ноги гладкие.

– Тогда почему бы тебе самой не поучаствовать?

– У меня несчастная любовь.

– У меня тоже.

– Хватит! – рявкнула Либби и взяла в руки помаду.

Если парню приходится выдавать себя за девочку, то в трусах он чувствует себя даже более раздетым, чем голышом. Ей-богу! Сестры изучили каждый сантиметр моего тела. Осмотрели каждый волосок, чтобы понять, девчачий он или нет. Просветили взглядом мою кожу и мышцы, чтобы добраться до костей и решить, сойдут ли они за женские. И веселились при этом от души. Казалось бы, жутко унизительно – но нет! Мне было хорошо с сестрами. Пожалуй, дело тут вот в чем (мне это только что пришло в голову): я не разбираюсь в девчонках, а сестры не разбираются в мальчишках, никто из них не разбирается, и поэтому до сих пор они не знали, как со мной обращаться. Это как кирпичи и зебры. Может, они и хотели вести себя поласковей, но не знали как. Это я только сейчас понял. А тут им нужно было сделать из меня девочку, а о девочках они знают все, – вот нам и стало хорошо вместе. Я нахохотался так, что чуть в больницу не угодил, – ведь сестры еще и цапались между собой. И не догадаешься, кто из них что говорил.

– Ты должен без конца хихикать вместе с остальными девчонками.

– Можно подумать, девчонки только и делают, что хихикают!

– Они там все гадюки подлые!

– Тебе придется переспать с председателем жюри.

– Пел!

– Ты должен ходить на высоких каблуках, тогда твои бедра сами начнут вихлять.

– Ты должен вести себя как девочка, а не как шлюха!

– И намажь губы ярко-красной помадой, чтобы все знали, что между ног ты выглядишь похоже.