Отель «Большая Л» - Шурд Кёйпер

Только тогда я заметил ребят. Из Тувалу. Их было шестеро. Одеты они были в голубые футболки, шорты и гетры – спортивные костюмы, видно, остались в номерах. Сзади на футболках красовались желтые цифры, и ворот тоже был окантован желтым. Футболисты пели и надраивали кухню.

– Что это они делают? – спросил я. – Они же постояльцы!

– Ну как, – ответил Валпют, – тут такое дело… Денег у них нет, и они хотят…

– Что значит нет денег?

– Ну нет – и все. Бывает же такое. У тебя вот тоже нет денег. Пустые карманы. Шиш, де нада, ньенте. Но они хотят нам хоть как-то отплатить. Такие уж это ребята.

Я в ярости вылетел из кухни.

– Кстати, кто-то украл рыбу из морозилки, – прокричал Валпют, – но это не они. Они не такие.

Так началась суббота.

Продолжилась она так же, как и началась: пятеро тувалийцев мыли посуду и убирали в баре и ресторане, Либби с Феликсом, прижавшись друг к другу, наслаждались утренним солнышком на террасе, а еще один из футболистов подавал им кофе.

– Эй, Либби! – крикнул я. – У них нет денег!

Сестра меня не услышала. Она влюблена. А Брик – та и вовсе втрескалась по уши. Она спустилась по лестнице с Акелеем. Рука об руку. На Акелее была желтая футболка с голубой единицей на спине.

– У них совсем нет денег, ты знала? – спросил я у Брик.

– Неважно, – ответила она, – я заработаю.

Тут-то я и заметил, что она без пирсинга и без макияжа. И в самом обыкновенном платье. В руке она держала пакет.

– Где твой пирсинг?

– Акелей вытащил, зубами.

– И ты не накрашена.

– Мальчишки смотрят, но не видят, – сказала она.

Я пригляделся и увидел, что она все-таки накрасилась, но… как бы это сказать… очень неброско.

– А знаешь… – начал было я, заколебался, но все-таки решился: – Сегодня ты очень… точнее, всегда, но сегодня особенно… Ты очень красивая.

О сказанном я не пожалел, потому что Брик улыбнулась.

– Акелей ночью тоже это говорил, – гордо заявила она.

– Если ты решишь участвовать в конкурсе красоты, – сказал я, – то победишь – легко!

– И это Акелей тоже говорил ночью.

Они это обсуждали!

– Он сказал, что я красивая как кинозвезда, как супермодель. И поэтому…

– Ты что, его понимаешь?

– Язык любви не знает границ! – изрекла Брик.

Она прижалась носом и губами к щеке Акелея и втянула воздух. Акелей сделал то же самое. В жизни не видал большей глупости, но вид у них был счастливый, так что, наверное, ничего страшного. От такого, пожалуй, не залетишь.

– И поэтому что? – спросил я.

– Акелей знает пару голландских слов, – сказала Брик. – Его бабушка научила. Она была знакома с голландцем.

– И поэтому что?

– А то, что я решила участвовать в конкурсе. Я позвонила: еще не поздно.

Это была лучшая новость недели. Я хлопнул Акелея по плечу:

– Так держать!

– И в Тувалу Акелей возвращаться не собирается, – сообщила Брик.

Все мы были уверены, что Брик – будущая мисс Северное море и что пять тысяч лежат у нас в кармане. Но собрать-то надо было семь тысяч. На это оставалась ровно неделя. Двадцать пятого в субботу в двадцать четыре часа. И ни минутой позже. Так сказал Гусь. Оставшиеся две тысячи мы с Пел решили заработать. Я повесил папин пиджак на крючок за стойкой регистрации, и мы вышли на улицу. На террасе целовались Либби с Феликсом. Пел остановилась и принялась их рассматривать. Может, чтобы подействовать им на нервы, а может, чтобы поучиться. Вдруг она вздрогнула.

– А где твои дорогие ботинки?

На ногах у Феликса были стоптанные кеды.

– Продал, – сообщил он. – Мое наследство закончилось.

Пел смотрела на него с открытым ртом. Видно было, что она напряженно думает. И я даже знал, о чем.

Когда мы добрались до торгового центра, никакие мысли Пел уже не тревожили. Она взяла тележку для продуктов, повесила на нее кусок картона и встала у входа в супермаркет. На картонке значилось:

Не жалей бумажника

Для маленького бражника!

Сдай свои бутылки

Для нашей для копилки!

Пел обратилась к прохожим с речью. Она была в ударе. Вокруг нее быстро собралось человек тридцать – сорок.

– Гусеница бражника ужасно милая, – ораторствовала она. – Да, у нее на хвосте жутковатый рог, но она же в этом не виновата!

Пел думает, что все знает, и знает она действительно много, но главное – она умеет хорошо излагать. Однажды в школе она делала доклад о Гренландии и получила за него даже не пятерку, а шестерку, потому что за час до урока – посреди зимы! – выключила во всей школе отопление, и в классе стоял дубак, как у мясника в морозильнике.

– У гусеницы бражника есть враг, – продолжала Пел. – Этот враг – ребенок. Ребенок сажает гусеницу в банку, а дырки в крышке не протыкает. И гусеница задыхается.

Казалось, она вот-вот расплачется.

– Оживить гусеницу можно – надо произнести специальное заклинание и окропить ее тремя каплями рома. Однако на это нужны деньги.

Собравшиеся покатились со смеху и один за другим отдали Пел свою пустую тару. Пел покатила тележку в супермаркет.

Я зашел в «Нектар-бар Тамар». Там я недавно видел объявление «Ищем обезьяну». Оно по-прежнему висело в витрине. Значит, обезьяна еще не нашлась.

Десять минут спустя я уже был той самой обезьяной. В костюме, в котором невозможно было дышать. Мохнатой обезьяной с фруктовой корзиной на голове и пачкой флаеров в руке. Вот кем я стал. Через обезьяний рот можно было смотреть наружу. Я вышел из магазина. Тележка Пел опять была почти до краев полна бутылок. Я окликнул сестру. Сначала она не поняла, почему ее зовет какая-то обезьяна. Но когда я крикнул: «Петронелла Элизабет Луиза!» – она повалилась на землю от смеха и подползла ко мне. Я преувеличиваю, но совсем чуть-чуть. Она едва держалась на ногах от хохота, так что практически ползла. Я сказал, что это я. Внутри обезьяны.

– Молодец! – похвалила она.

Я дал ей пачку флаеров, которые успел быстренько напечатать дома, чтобы немного порекламировать отель.

– Это надо раздать, – объяснил я.

Пел идея понравилась. Я начал танцевать, но кто знает, как танцуют обезьяны? Поэтому я принялся делать футбольные финты. Обводы, ножницы. Прыжки, удары головой. Кто бы мог подумать, что футбол так похож на танец? Мне стало весело. Я начал сочинять рэп.

Самый вкусный здесь товар:

Соки, смузи и нектар!

Будь ты