Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 2 - Александр Дмитриевич Григорьев

class="v">Ты пой-ко, корми да как добрых коней;

А я пойду жа да во горот<д> да как во Шахоф жа

К тому же королю да ляховинскому

И за тем жа делом да все за сватосьвом;

175. Уш мне как добром не даююют, да я лихо́м возьму́;

Тогда выведу на красно крыльцо,

Заигра́ю в ро́жка да в звоньцяты-же-я[70],

Да не умешкай-се времецька да скоро бы́ть же тут!»

Да пошол он во горот да все во Шахоф же,

180. Да приходит к тому же к королю да леховинскому,

Он да помолилса господу Богу, поздоровалса.

Принимал его король да леховинской же:

«Ище милости прошу, Дунаюшко да сын Дунаевиць,

Да по старой дружбы да как по жы́ры[71] же

185. Да по-старому, по-прежному хлеба-соли кушати,

Хлеба-соли кушати да перевароф пить!» —

«Я приехал к тибе веть не хлеба е́сть,

Я приехал веть к тибе да не со́ли ес<т>ь,

Я веть к тибе заехал да не перевароф пить, —

190. Я приехал к тибе за добрым веть делом, за сва́тосьвом:

У мня ес<т>ь веть жених што да Владимер-княсь,

У тибя невеста да што Опракся-королевисьня».

Отвечал ему король да леховинскою:

«Я отдам ле за того ле за нишшого,

195. Я отдам ле за такуго веть убо́гого

Да за такую за калику за переежжого?..»

Тут веть Дунаюшку за беду пошло,

За беду пошло да за великую;

За великую досаду да показалосе.

200. Он веть запы́шел-замыцел* да сам веть вон пошол;

Да вышел он на белы-ти сени, вон зашол,

Оглави́л* он востру саблю, наголо́ понёс —

И да нацел он рубить да всех прыдве́рникоф,

Ишше нацел он рубить да всех клюцьникоф.

205. Он добралса до тех дверей до замоцьних жа;

Он сорвал же все замки крепки́;

Он зашёл светлую <...> да светлую светлицу,[72]

Где седит веть Опракся-короле́висьня,

Веть одна седит да красе́ньця* ткёт.

210. Помолилса он Богу да поздоровалса.

Выставала она да на резвы ноги,

Отвецяла веть Дунаюшку сын Дунаевицю,

Ишше милости про́сит жыть да всё по-старому,

Ишше милости про́сит жыть да всё по-прежному.

215. «Веть я к вам приехал жыть да не по-старому,

Веть я приехал к вам жыть да не по-прежному, —

Да приехал я к вам за добрым да за сва́тосьвом:

У мня ес<т>ь жених да как Владимер-княсь!»

У ей опали тут у ей белы руцушки,

220. У ей выпал целнок да ис белых веть рук,

У ей скатилисе резвы ножецьки с подножецёк,

Не забегали подножецьки по набилоцькам[73],

Не залетал у ей целнок во правой руки, —

Да как выпал на прошесь[74] да ис правой руки;

225. Да заплакала горюцима да слёзами жа,

Да засрежаласе да во дорожецьку,

Засобиралась да во котомочку.

Да собраласе-снаредиласе как во весь сибя[75]

Да склалась во котомку да отправилась во дорожецьку.

230. Да веть тут вывёл да на белы́ сени.

Увидала она: на белых сенях да все прибиты же,

Да все прибиты, все прирублены,

Ишше все сени кровью украшены.

Да заплакала-зарыдала плацью горю́цею,

235. Да запрыцытала да оцю с матушкой:

Уш ты ой еси, батюшко да красно солнышко!

Уш ты ой веть, моя матушка да зо́ря утренна!

Вы умели мня скормить веть вы́ру<о>стить,

Да не юмели миня взамуш да взамуш выдати

240. Без бою бы миня да всё без драки жа!..»

Да выводил он ей да на красно крыльцо,

Заиграл он в рошка да звонцяты-же-я (так).

Да доспешен же был Добрынюшка да на добрых конях.

Да обуздали-опседлали да как добрых коней;

245. И садил-то Дунаюшко всё Опраксею,

И садил-ли ей во седёлышко во церка́льцето.

Да отправлялись они как веть да во цисто полё,

Они выежджали на цисто полё на укра́инку[76].

Увидали они ископэть всё великую.

250. Окрыцял-то Дунаюшко всё Добрынюшку:

«Остановись-ко, Добрынюшка, на цистом поле!»

Остановилса Добрынюшка на цистом поле.

А сошёл-то Дунаюшко со добра коня,

Посмотрел же эту ископэть вели́кую

255. Да говорыл-то Добрынюшки таково слово:

«Ты бери-тко Опраксю да королевисьню

Да ко себе же во седло да на добра коня,

Да вези-ко ей да как во Киёф-грат,

Да винцяй-се их да со Владимером,

260. Не дожидайте миня за те сто́лы дубо́выя!»

Да поехал-то Дунаюшко во праву руку

Да за той жа ископэть великою.

Ишше ехал он времецька да всё немного же,

Ишше ехал времецька да одны сутоцьки;

265. Он наехал же веть шатёр полотняной.

Лёжит во шатре да все Настасьюшка

Да приюдала в цистом поле да поленица же,

Ишше спит сном глубоким да богатырским же,

Ишше спит она — да не пробудицьсе.

270. Да не будил ей Дунаюшко от сна да от глубокого,

Нашёл же место в шатре да и спокойно же

Да привалилса на то время да ненадолго же.

Пробудиласе Настасьюшка от глубока сна

Да гледи́т по шатру: лёжит во шатре мушшына же.

275. Да пробужалисе они да во единой цяс,

Да говорыли же да промеш собой,

Говорыли, поздоровались,

Да назвалисе они да как по-старому,

Назвалисе, как жыли как веть по-прежному.

280. Говорила же Настасьюшка всё Дунаюшку:

«Да поедём же ноне к нам да во Шахоф же

Ишше жыть ноне по-старому как по-прежному!» —

«Ишша я служу ноне как веть по Киеву,

Я стою же за тот грат за Киёф же;

285. Я веть был нонеце да как во Шахове.

Я был ноне во том городе во Ляхове;

Я увёс у вас Опраксю-королевисьню

За того же за Владимера за стольнекиефвско(го)!»

Показалосе слово да не по ндраву жа,

290. Да не (по) разуму пондравилась рець-гово́рюшка:

Омываласе