Архангельские былины и исторические песни, собранные А. Д. Григорьевым. Том 2 - Александр Дмитриевич Григорьев

class="v">И пошол-де Данило ко красну крыльцю.

Заходил-де Владимеру в нову светлицю;

75. Он и крест-ле кладёт по-писаному,

Поклон-де ведёт да по-ученому;

Он кланилса Владимеру стольнекиефску,

Ишше кланилсе всей постороньшины*.

И садилса Данилушко в место нискоё,

80. И не пил-де Данилушко зелена вина,

И не ел у его да хлеба досыта[62].

Тут стал де Владимёр он похаживать

И сам таки реци выговаривать:

«Уш ты ой еси, Данило да сын Игнатьевиць!

85. Не тобе было служопка надмецёна;

Поежжай ты, Данило, да за синё морё

И на тот же на остров да на Буянов же,

Поймай там веть дикого епрёныша,

Прывези ты его да в стольней Киёф-грат!»

90. И пошёл-де Данило да вон ис светлици,

И пошёл-де Игнатьевиць ко свою коню,

И поехал-де он да во Чернигоф-грат.

Приежджаёт домой-ли да на широкой двор.

И стрецят его Овдотья да свет Викульёвна:

95. «Ишше ты, Данилушко, не весёл же;

И приедут с пиру — да пьяны-веселы!»

Отвецял Данилушко да всё Игнатьевиць:

«Накинул цярь службу цяжолую:

Ишша велит мне съездить да на Буян-остров,

100. Поймать там веть дикого епрёныша».

Ишша стал-де Данилушко срежатися,

Ишша стал-де Игнатьевиць нарежатися;

Говорыт ему жона да свет Викульёвна:

«Ты возьми-ко с собой да сибе суцушку —

105. Возми-ко суцушку-наслежонку*,

Возми ты с собой да всё веть ско́куна,

Во третей-де након возми тут веть рёвуна;

Ты приедёшь-де, Данило, да на Буян-остров,

Ты спускай-де су́цёнку-наслежонку,

110. Ты спускай-се[63] но́неце всё скокуна,

Во-третьих-то спускай всё рёвуна;

Ишша суцька епрёныша наследит же,

Тут веть скокун епрёныша наскацит же,

Ишша рёвун епрёныша обре́вёт же,

115. И прижмут они его ко сыру дубу;

Ты бери на опутины на шолковыя,

Прывяжи-ко его сибе ко стремянам,

Вези-ко-се его да в стольней Киёф-грат;

Тибе стретит Олёшенька Попович же,

120. Ишша будёт просить збруи богатырскоей;

Не давай ему збруюшки богатырскоей,

Тут скажы ему: “На поле да всё — не <с>суда ес<т>ь[64]”».

Що поехал Данилушко за епрёнышом,

Поимал он дикого епрёныша

125. И повёз-де его да в стольней Киёф-грат,

Ишше сретил Олёшеньку Поповича.

И просил он у его всё сбруи богатырскоей.

Не даёт ему збруи всё богатырскою:

«Ишша на поле збруюшка — не су́да ес<т>ь!»

130. Приежджал-де ко князю ко Владимеру,

Отдавал ему дикого епрёныша,

Приказали где-ка взять да тут Олёшеньки.

От Олёшеньки епрёныш оторвалса прочь.

«Поежджай ты, Вицяра да сын Лазурьевич,

135. Що во тот поежджай-ли во Чернигоф-грат;

Ты зови где Данилушка на поцесьён пир

Со своей-де Овдотьей да со Викульевной!»

Приежджал-де Данилушко на почесьён пир

Со своей-де Овдотьюшкой Викульёвной.

140. Говорыл-де Владимёр да стольнекиефской:

«Уш мы как жа отобьём жону у жыва мужа?..» —

Присудили ему да ету жоночку!

Присудили где Вицяру да сын Лазурьева

144. Посадити на ворота да рострелять его.

Крычаков Никита Прокопьевич

Никита Прокопьевич Крычако́в — крестьянин д. Ка́рьеполя, Со́впольской (Немнюжской) вол., 50 лет от роду, среднего роста, худощав, но еще бодр; понятлив, шутник, иногда слишком груб, мастер ругаться нецензурными словами. Он женат, имеет троих детей: одного сына и двух дочерей; сын женат и одна дочь замужем. Живет он средне; в молодости он ходил на Зимний берег и Кеды. Он знает много сказок, но старин только две: 1) «Дунай» и 2) «Иван Гординович». Голос у него слабый, и поэтому поет он тихо. Он долго не соглашался петь старины, а все рассказывал их, но, прослушав фонограф, согласился пропеть. Начало второй старины он пропел в фонограф очень тихо, а первой громче. Он возил меня в деревню Немнюгу и Долгую Щель. — Он часто употреблял частицу се для замещения недостающего слога в стихе.

217. Дунай

Што во стольнём городе, што во Киеве,

Во Киеве во городе у Владимера

А-й да заводилось пированьицо-почесьён пир

Про многих кнезей, гостей торговые,

5. А про тех же полениц да про удалые,

Про тех же хресьян што прожыточных,

Про тех жа наизницькоф.

Они все-де на пиру да пьяны-ве́сёлы,

Они все-де на пиру да приросхвастались;

10. И богатой-от хвастат да золотой казной,

А наизницёк хвастат да как добрым конём,

А могуцей-от хвастат да своей силой богаты(р)скою,

Ишша умной-от хвастат да родной матерью,

И неразумной-от хвастат да молодой жоной,

15. А ишша умной-от хвастат да как родной сестрой.

А Владимер-от княсь по своей грыдни похажыват,

Изо окошецька в окошецько сам поглядыват,

Ишше с ножецьки на ношку да переступыват

И такия реци да сам выговарыват:

20. «Ишше нонеце во Киеве што во городи

А удалы добры молотцы поженёны,

Ишше красны девици да взамуш выданы;

Да я единой-от княсь да я холо́ст хожу,

Я холост-де хожу да как слугой слою[65];

25. Да не знаете ле, ребятушка, мне обруцьници.

Да как обруцьници да молодой жоны,

Да молодой жоны да белой лебеди:

Ишше столь бы бела — да аки белой снек<г>,

Ишше черны-те брови — да как у соболя,

30. Ишше ясныи оци — да как у сокола,

А тиха реценька — да как лебединая,

И походоцька как у ей была — да как павиная?»

Тогда-то Владимеру на то слово как ответу нат,

Да большой-от кроитьсе да как за среднёго,

35. Ишше средней-от кроитьсе да как за меньшого,

А хоть от меньшого веть да как ответу нет.

Да и-за те(х) жа столоф да все дубовыя,

И-за тех жа скатертей да всё перцятыя,

И-за тех же ес<тв>-питей было сахарныя,

40. И-за тех жа скамеецек белодубовых

И ставал-то Добрынюшка сын Микитиць млад;

Говорыл-то он Владимеру князю же:

«Благослови-ка мне-ка слово молвити,