Энола Холмс и таинственные букеты - Нэнси Спрингер

— Ничего я не делала! Ну, бумажки кой-какие заполнила, штоб его упрятать туда, куда он меня засунуть хотел. Так ему и надо!

Пертелотта ахнула и в ужасе воскликнула:

— Да ты сумасшедшая! Прав был мой муженёк, што тебя туда отправил!

— Но ведь это ты уховорила его меня оттуда вытащить, а?

— Заткни свой рот, ведьма! Ты...

— Ты попросила забрать меня, потому што можешь сама обо мне позаботиться. Ты ж всегда будешь обо мне заботиться, а, сестрёнка?

От её интонации — злобной и безжалостной — волоски у меня на шее встали дыбом.

Я добралась до верха моей «печной трубы» — туда, где соединялись верхние этажи зданий, а нужное мне окно располагалось чуть дальше. Я всё слышала, но ничего не видела.

А мне важно было увидеть эту загадочную женщину, которая всё упрямо повторяла:

— Ты будешь обо мне заботиться, да? Отвечай. Я знаю, что ты всегда будешь обо мне заботиться.

Меня и светящееся окно разделял карниз, нависающий над мостовой.

Над твёрдой булыжной мостовой. Падать далеко — и, скорее всего, больно.

Однако...

Я сделала глубокий вдох. А потом наклонилась над тёмной пропастью, вцепилась в округлый деревянный край карниза обеими руками, оттолкнулась от стены своей уютной «печной трубы» и качнулась вперёд в надежде запрыгнуть на крышу.

Мне удалось закинуть на неё колено — и в то же время соскользнула левая рука.

А колено, как выяснилось, в данном случае руку заменяло плохо. Оно быстро соскользнуло вслед за ней. Чтобы не закричать, мне пришлось собрать в кулак всю свою волю.

— Ты будешь обо мне заботиться, правда, сестричка? — настаивал низкий грудной голос. — Скажи, что ты всегда будешь обо мне заботиться.

Обо мне бы кто позаботился! Я снова схватилась левой рукой за карниз, с непривычной силой, родившейся во мне в момент отчаяния, подтянулась наверх, забралась на крышу и откатилась от края. Дыхание у меня сбилось. Я поняла, что лежу на каком-то наклонном выступе.

— Ты всегда будешь обо мне заботиться, — лихорадочно повторяла сестра Пертелотты, как будто нараспев. Тем временем я пыталась выровнять дыхание, вне себя от страха, и её голос вселял в меня ещё больший ужас. От каждого слова по коже пробегали мурашки. Меня пугал не только тон, но и смысл: «позаботься обо мне, позаботься обо мне» — именно об этом я мечтала в глубине души, этого хотела от своей семьи...

— Ты будешь обо мне заботиться, да, сестричка? Скажи! Ты всегда будешь обо мне заботиться?

— Ну конешно буду! — наконец рявкнула Пертелотта. — Разве раньше я о тебе не заботилась?

Её собеседница как будто ждала этого ответа и победно произнесла:

— Ну, не в тот раз, когда ты дала этим чёртовым крысам сожрать моё лицо!

Глава тринадцатая

Крысам. Сожрать. Лицо.

Скажи она это несколькими секундами раньше — до того, как мне удалось взобраться на выступ, — я бы сорвалась с крыши и разбилась бы насмерть. Сейчас же я распласталась по поверхности, словно белка, у которой над головой пролетает сокол, и вцепилась пальцами в черепицу, чтобы не скатиться вниз по склону, в то время как мои мысли уже летели по наклонной.

— Эт’ было лет сорок назад, — устало ответила Пертелотта.

— Сорок два, — уточнила её собеседница, и я внезапно со стыдом узнала себя в ненависти, скользившей в холодном голосе.

Меня захлестнула волна отвращения к себе.

Я тоже держала смертельную обиду.

На мать. На маму.

За то, что она сбежала из дома, я давно её простила — мама всегда любила свободу. И она оставила мне целое состояние. И связывалась со мной через объявления в газетах. Но два месяца назад, в самые холодные январские дни, я пребывала в отчаянии и попросила маму приехать ко мне в Лондон. Она не ответила на мой призыв, и за это я пока не могла её простить.

— Мне было всего пять, — ответила Пертелотта. — Я уснула.

— А я была совсем малюткой, беспомощной, и лежала в люльке, а ты дала крысам залезть на меня и подхрызть мой нос...

— Хватит, Флора!

Голос Флоры не дрогнул:

— ...и хубы, и пухлые щёчки...

— Хватит!

— ...а должна была за мной прихлядывать...

Да, она жила со своей сестрой и надеялась, что о ней позаботятся. Как же приятно, должно быть, когда у тебя есть сестра! У меня вот её никогда не было. Я...

Я что, в самом деле собиралась заявить, что всегда мечтала о сестре?!

Какая чушь, Энола! До этой минуты к тебе такая мысль даже в голову не приходила!

А что до семейной заботы — то мои старшие братья искренне стремились обо мне позаботиться: отправить в пансион, обучить поведению в обществе и подготовить к замужеству. И мать обо мне позаботилась — подарила свободу и возможность делать с моей жизнью всё что вздумается.

Хватит себя жалеть, Энола Холмс! Ты и одна прекрасно справишься.

Этот внутренний голос, ласковый, но твёрдый, принадлежал мне — но всё же я вдруг почувствовала, будто мама рядом, со мной. И в этот момент я нашла в себе силы простить маму за её слабости.

На сердце стало удивительно легко.А Флора всё ныла:

— Ты ж моя старшая сестрёнка и должна обо мне заботиться! Хощь сказать, я недостаточно хромко кричала, штоб тебя разбудить?

Теперь её нытьё всего лишь раздражало меня, но не пугало.

Пертелотта, скорее всего, тысячу раз слышала эти слова, но они всё равно её задели.

— Боха ради, Флора, прекрати! — надрывно воскликнула она. — Почему ты такая жестокая?!— Эт’ у меня носа нет, сестричка, не у тебя.

Носа.Боже мой!

Я подняла голову. Я уже не дрожала и не впивалась пальцами в черепицу. Мне хотелось взглянуть на Флору. Теперь блестящая теория про солдата, которому доктор Ватсон ампутировал нос, не выдерживала никакой критики, хоть зловещие букеты и отправил мужчина...

Так ли это? Может ли Флора сойти за мужчину?

Я встала на четвереньки и, проклиная неудобную юбку, тихонько поползла по выступу к окну.

— После того как ма умерла, я всё для тебя делала.

В это легко поверить. Мне с самого начала показалось, что в Пертелотте есть нечто материнское. Судя по всему, она ещё в раннем детстве взяла на себя обязанности матери.

Я