Энола Холмс и таинственные букеты - Нэнси Спрингер

— В определённых случаях крупная монета давала больше преимущества, чем неземная красота. — Вы, канеш, обратились по адресу. Мы с моей старушкой Вожатой домчим вас быстрей трамвая.

Когда его кобыла — дряхлая, несчастная и с шеей, как у овцы, — понеслась рысью, я откинулась на сиденье, стараясь не обращать внимания на ужасную тряску и думать не о том, что прочла о бессердечных кебменах в «Чёрном красавчике», а о том, что ждёт меня на Холивелл-стрит.

Мне претила мысль сломя голову нестись в неизвестность, но наш сегодняшний разговор с Пертелоттой, точнее с миссис Кипперсолт, и её бурная реакция дарили мне прекрасную возможность, которой могло уже не возникнуть.

Она наверняка выплеснет злобу на своего мужа — «Што ты опять натворил?!», и если я проследую за ней тенью, мне, может быть, удастся подслушать их разговор и узнать ответ — хотя пока я и не знаю как.

Кроме того, важно было увидеть мистера Кипперсолта своими глазами. Я долго пыталась представить себе его внешность и хотела подтвердить или опровергнуть свои предположения.

Допустим, его лицо было изуродовано на войне или вследствие несчастного случая, и в том числе он потерял большую часть носа.

Допустим, стремясь скрыть свой недостаток, он в совершенстве овладел искусством грима и использованием резиновых протезов и открыл специальный магазинчик, чтобы всегда иметь доступ к нужным средствам.

Мог ли этот безобразный человек жениться на совершенно непривлекательной девушке, возможно, амбициозной уроженке Ист-Энда, у которой не было выбора, чтобы обеспечить себе домашний комфорт?

Если она вышла за него ради перспективного будущего, а не по любви, эта необычная девушка вполне могла усердно трудиться, чтобы затем получить магазинчик во владение.

Не рассержен ли «Шантеклер», что его сместили? И настолько, что...

Что? Решил отыграться на докторе Ватсоне?

Какую обиду он мог затаить на доброго врача?

Подождите-ка. Возможно, несчастный винил доктора Ватсона в потере носа? Предположим, инцидент произошёл во время Второй англо-афганской войны, где Ватсон служил армейским хирургом? И именно Ватсон ампутировал его пострадавший нос?

«Превосходно», — мысленно похвалила себя я, довольная разумными и закономерными выводами.

Мой кеб, несшийся по улице, опасно раскачиваясь, резко затормозил на углу Стрэнда.

Я выскочила на улицу ещё до того, как он полностью остановился, и бросила кучеру соверен, хоть у меня не было часов и я не могла проверить, вовремя ли он доставил меня на место.

* * *

Вовремя.

Тяжело дыша, я остановилась у Холивелл-стрит и заглянула за угол. Миссис Кипперсолт как раз опускала жалюзи. Вернувшись в магазинчик, она заперла окна, чтобы никто не прокрался туда ночью.

Последние лучи солнца — чудо, что оно решило в кои-то веки осветить Лондон, — грели остроконечные крыши старых зданий. Я замерла в ожидании, не сводя глаз с двери, готовая к тому, что в любой момент миссис Кипперсолт выйдет на улицу в пальто, шляпе, перчатках и с зонтиком, закроет дверь на ключ и отправится домой.

На город опустились сумерки, а я всё ждала.

Миссис Кипперсолт не выходила.

Куда же она пропала? Неужели... Нет, не может быть!.. Вышла через чёрный вход?

Маловероятно: ведь покосившиеся здания — «гнёзда» нищих обитателей Холивелл-стрит — стоят «плечом к плечу», плотными рядами, а верхние этажи соприкасаются друг с другом, и проходы между домами, или, правильнее сказать, тоннели — узкие, как канава у дороги, — не освещены фонарями и грязные, как та сточная канава, и в них шныряют крысы и люди, которых уже сложно назвать людьми. Вряд ли миссис Кипперсолт по доброй воле отправилась бы в эту «наземную канализацию» — разве что ей не терпелось познакомиться с Джеком-потрошителем.

Она никак не могла проскользнуть мимо меня незамеченной.

Однако с течением времени я всё отчётливее понимала, что так оно и вышло.

Какая же я глупая! И ещё величаю себя научной искательницей. Нет, я обычная девчонка, которой впору вырезать кукол из бумаги, а не расследовать преступления. Сумерки сменились ночной тьмой, и душа у меня ушла в пятки. Из комнат на верхних этажах лился тёплый свет ламп, но он меня не утешал и только сгущал окружающую тьму, поскольку здания нависали над тротуаром и возвышались надо мной, будто морские утёсы с выпяченными фронтонами, эркерные окна врезались друг в друга и выглядели так, словно их поставили вверх ногами, — сужались книзу и грозили в любой момент рухнуть на ничего не подозревающего прохожего.

Казалось, на мой маленький мирок уже рухнуло такое окно. Я уверенно бросалась на поиски пропавших людей — но много ли это приносило пользы? И сейчас я стояла здесь, в темноте, совершенно одна, брошенная родной матерью, несчастная, как бродячий котёнок...

Над магазинчиком Пертелотты вспыхнул свет, озарив мои мрачные мысли, и я тут же перестала жаловаться на судьбу. Забыв и о своих невзгодах, и о намерении никому не попадаться на глаза, я помчалась через улицу, безлюдную, с погасшими окнами магазинчиков, и подбежала к лавке Пертелотты.

Если она поднялась на второй этаж, в комнату, под которой располагалась вывеска в форме петуха, вполне возможно — как же я об этом не подумала?! — что миссис Кипперсолт живёт над своим магазинчиком!

Надо подобраться ближе.

И как можно скорее. Они уже ругались — я слышала низкий грудной голос Пертелотты, доносившийся из комнаты наверху, и чей-то другой, едва различимый. В приоткрытое окно вылетали обрывки их разговора на повышенных тонах, но слов я разобрать не могла.

Как же поступить?

Хотя одна идея у меня была.

Три широких шага — и я приблизилась к узкому «тоннелю» между «Пертелоттой» и соседним магазинчиком. Задрав юбку выше колен и прижавшись спиной к одной стене, я упёрлась ногами в противоположную и начала карабкаться наверх. Не могу описать в подробностях, как, — скажу только, что трубочисты, вероятно, так же поднимаются по трубе.

На высоте шести футов я перестала волноваться, что меня заметит случайный прохожий — в конце концов, кому придёт в голову высматривать девчонку на такой высоте между домами?

Я добралась до окна комнаты, освещённой газовой лампой, и отчётливо услышала слова Пертелотты:

— Думаешь, я дура?! Стоит мне отвернуться — и ты тут же влипаешь в неприятности. Што теперь тебе в холову ударило?

— Мы эт’ уже обсуждали. Я занимаюсь своими делами.

Минутку. Второй голос, хриплый и низкий, было почти не отличить от первого. Пертелотта разговаривала с женщиной. Кто она такая?

И где Шантеклер?

— Сидела бы ты дома да помалкивала — ни на чью