Во тьме безмолвной под холмом - Дэниел Чёрч
Во тьме безмолвной под холмом читать книгу онлайн
Во тьме безмолвной под холмом,
Они уснули мертвым сном.
Чтоб век за веком коротать,
Доколь их день придет опять.
Все началось с мертвого тела, найденного в окрестностях Барсолла – занесенной снегом деревушки в горах Англии. Несчастный случай, один из тех, что каждую зиму происходят в здешних краях? Но тогда что за таинственный символ нарисован углем рядом с телом жертвы? Вскоре несчастные жители Барсолла узнают ответ. Надвигается невиданной силы снежная буря, и с ней приходят Живодеры, существа из страшных забытых легенд, за много веков до появления первых христиан проводившие кровавые ритуалы во славу своих чудовищных богов. Грядет Пляска, и всему живому уготована мучительная смерть, когда проснутся Спящие в Бездне…
Мастерский, насыщенный кровавым экшеном фолк-хоррор, удостоенный номинации на Британскую премию фэнтези в категории «Лучший роман». «Здесь человеческая жестокость сталкивается с непостижимым ужасом в захватывающем дух повествовании. Поразительно жестокий, убедительно пугающий роман проводит нас по уровням страха к преисполненной космическим ужасом кульминации, которая сделала бы честь классикам жанра» (Рэмси Кэмпбелл, многократный лауреат Всемирной премии фэнтези).
Она была бледнее обычного, ее лоб лоснился от пота.
– Как она? – прошептала Элли.
Милли пожала плечами.
– У нее жар. Даю парацетамол и дигидрокодеин от боли. Нужно проверить повязки, когда она закончит проповедовать. – Милли прикусила губу. – Не нравится мне эта рана.
– Заражение?
– Вполне возможно. Хрен знает, что у этих тварей под когтями и где они ими ковыряются. Не уверена, что антибиотики тут помогут.
Толпа заволновалась: Мэдлин начала раскачиваться в кресле.
– Из глубин да воспрянут, – бормотала она. Ее глаза закатились, видны были лишь белки. – В глубинах дремлют за веком век. Тьма кромешная – их ковчег. Разгар зимы, на излете год; быть может, солнце уж не взойдет? Последнее солнцестояние. Тьма древняя, тьма предвечная. Гиннунгагап. Тоху-ва-боху. Бездна. Пустота. Прорва. Хаос. Из глубин предвечной тьмы восстанет Тиамат, призывая Абзу вернуться к жизни. Ее дети: Эребус, Никс. Левиафан и Бегемот следуют за ними, и Джагганатхи у них в услужении. Предвечная ночь. Предвечная ночь. На что уповать? На что уповать? Свет мира. Свет мира…
Руки Мэдлин заполошно взметнулись, кресло покачнулось и опрокинулось. Послышались встревоженные возгласы, и люди бросились к ней.
– Блядство, – проговорила Милли.
Мэдлин отнесли в палатку. С ее лица градом катился пот, лоб пылал. Милли выгнала почти всех, кроме Элли и Кейт, после чего сняла с Мэдлин куртку и свитер.
Мэдлин по-прежнему закатывала глаза. Она была в сознании, но ни на что не реагировала и ничего, кроме боли, как будто не замечала. Что-то пропитало рубашку у нее на спине. От нее неприятно пахло, и запах усилился, когда Милли отлепила ткань. Повязки на спине промокли и обесцветились, из-под них сочилась густая желто-коричневая жижа.
– Черт, – сказала Милли. – Плохо дело.
Когда она сняла повязки, зловоние стало невыносимым. Кожа вокруг раны побагровела и покрылась тонкими прожилками, а сам порез вспух крокодильим гребнем, словно Мэдлин превращалась в рептилию. Элли покачала головой; называется, не было печали. Швы натянулись, склеились и покрылись гнойной коркой.
– Заражение? – спросила Элли.
– Блядь, Эль, сама-то как думаешь? Кейт, подашь рюкзак? И воды горячей.
– Что мы можем сделать? – спросила Элли. – Есть варианты?
Милли покачала головой.
– Антибиотики, обезболивающее, обильное питье и тепло. Ну и еще молитвы. Эта срань распространяется чертовски быстро.
Кейт принесла рюкзак; Милли порылась в нем и достала упаковку таблеток.
– Это самое сильное, что у нас есть. – Она уныло посмотрела на рану Мэдлин. – А я-то думала, что нам стоит беспокоиться только о новых микробах.
– А?
– Устойчивость к антибиотикам, – сказала Милли. – Мы наблюдаем все больше и больше штаммов бактерий, устойчивых к антибиотикам, а новые антибиотики не разрабатывали уже годами. Больше всего мы опасаемся, что один из штаммов вызовет эпидемию. Какими бы микробами ни заразили ее эти твари, я думаю, они очень древние. И судя по виду, столь же паршивые. – Она отложила упаковку.
Кейт вернулась с Ноэлем, который нес пышущий паром кувшин. Милли опрыскала руки дезинфицирующим гелем.
– Поехали.
Она промыла и очистила рану Мэдлин. Викарий стонала от ее прикосновений, потея сильнее прежнего; спутанные пряди волос облепили ей лоб и щеки. Даже промытая, рана выглядела немногим лучше – по-прежнему ужасно опухшая и красная. Милли наложила мазь, затем новую повязку.
– Усадите ее, – сказала она.
Ноэль приподнял Мэдлин за плечи, обернув ее одеялом. Она дрожала, глаза были полузакрыты, голова запрокинулась.
– Мэд? Открывай ротик, как сказал епископ актриске… – Милли криво усмехнулась. – Мэд?
Мэдлин заморгала и наконец посмотрела на нее.
– Вот умница. Ма-ла-дец! У нас есть обезболивающие и антибиотики, нужно их принять, ладно?
– Fiat lux,[17] – проговорила Мэдлин.
– А? Мэдлин, ты меня понимаешь?
– Ах, да. Милли?
– Она самая. Итак, сперва обезболивающее.
Милли держала в рюкзаке еще пару баночек газировки – то ли для себя, то ли для пациентов. Она открыла одну из них.
– Надеюсь, ты любишь вишневую колу.
– Ненавижу пиздец как, – пробормотала Мэдлин.
Элли не смогла сдержать смех.
– Ладно, подруга, считай, что это лекарство. Опять же, там сахар. А тебе нужны углеводы. Вот.
Заставив Мэдлин проглотить таблетки, Милли помогла ей улечься набок.
– Как себя чувствуешь?
Стуча зубами, Мэдлин проговорила:
– Х-хуево.
Милли подоткнула ей одеяло, потом нашла еще одно.
– Тут где-то лежат бутылки с кипятком, – сказала она Кейт. – Принеси мне парочку. – Посмотрев на Элли, она пожала плечами. – Делаем, что в наших силах.
– De profundis, – прошептала Мэдлин. Ее глаза снова закатились. – De profundis, Domine. Fiat lux. Fiat lux.
– О чем это она? – спросила Элли.
– Я бы сказала, что она говорит на языках[18], – ответила Милли, – но по-моему, это латынь.
– Похоже на то. – Ноэль наклонился, открыл рот, но не успел ничего сказать, как Мэдлин снова заговорила, на этот раз громче:
– Внизу, во тьме, в предвечной тьме. В глубинах Хаоса вижу их шевеление. Великаны. Тирсы. Они восстанут! Восстанут! Из Гиннунгагапа, с трупного берега Настрёнда, Ймир и его отродье, Вёрнир и Сурт, Восуд и Хирроккин, переходят Черную реку в поисках ненавистного света. Они восстанут! Восстанут! Из Дубноса, из Дома Донна, явятся Йсбаддаден и Кантриг Бвт, Бендит-и-Мамау с грозными кораниаидами у них в свите! Из Ганзира и Иркаллы придут Абзу, Тиамат, Эребос и Никс с сонмами акрабуамелу, чей взгляд – сама смерть! Тоху ва-боху. Тоху ва-боху. Внизу, в пасти Хаоса, Апеп, Тифон, Эвримедон, Айгайон предчувствуют окончательную смерть солнца! Из Бездны поднимаются Чернобог, Уиро, Лотан, Тлальтекухтли! В глубинном предвечном мраке обитают Унхцегила, Туннану, Фалак, Иллуянка! Из древней ночи приходят Вритра, Амацу-Микабоши, Батара Кала, Ниргали, Раван и маршируют легионы Кравьяда. Они поднимаются! Они поднимаются! Старые боги просыпаются, солнце умирает. Вода и твердь погибнут, и предвечная ночь наступит навсегда. De profundis, Domine! De profundis! Fiat lux! Fiat lux!
Ее глаза закрылись. Она заснула.
– Это что сейчас было? – спросила Элли.
– Черт побери, если б я знал, – сказал Ноэль. – Последние слова были на латыни, и где-то в середине я услышал валлийский, но остальное…
Некоторое время все молчали. Сказать было нечего.
Выйдя из палатки, Элли почувствовала запах жарящегося бекона. Несмотря на стойкий запах от раны Мэдлин, в животе заурчало; она не могла вспомнить, когда в последний раз толком поела. Она
