Во тьме безмолвной под холмом - Дэниел Чёрч

Вазончик сунул ей половину багета с беконом, и Элли бродила по лагерю, хрустя им. Хлеб оказался черствым, бекон и близко не был таким хрустящим, как она любила, но сейчас это – пища богов. Не говоря уже о том, что это, возможно, последний сэндвич с беконом, который она съест: остались только консервы и сушеные продукты. Впрочем, не факт, что хоть кому-то суждено прожить достаточно долго, чтобы снова проголодаться.

Почувствовав у ног какую-то возню, она глянула вниз и увидела Рубена, который смотрел на нее с одухотворенным видом раннехристианского аскета, уморившего себя голодом за веру. Он изрядно подпортил впечатление, пару раз облизнувшись.

– Ты небось уже на половину своего веса налопался, мелкий засранец, – проворчала Элли, но оторвала ему кусок багета. Рубен, виляя хвостом, рысью побежал за ней.

– Элли?

Это была Джесс Харпер, с ребенком в слинге. Она тут же попятилась, словно ожидая, что ее прогонят.

– Да, милая?

«Милая». Лицо Джесс сразу просветлело.

– Привет, – сказала она. – Вы в порядке?

– Бывало и хуже, – ответила Элли.

Джесс кивнула. Помолчав немного, она заговорила:

– Викарий проснулась.

– Да?

– Доктор Эммануэль… то есть Милли… просила вам передать. Она проснулась и в сознании.

– В сознании?

– Да. В сознании. Хочет с вами поговорить.

– Милли?

– Викарий. Говорит, это очень важно.

Элли хотелось закурить, и она вспомнила о сигаретах в кармане. Что ж, с этим придется подождать… Она вздохнула.

– Ладно. Веди, Макдуф[19].

Джесс нахмурилась, не поняв шутки, но пожала плечами и направилась к палатке Мэдлин. Потирая глаза, Элли последовала за ней.

53

Джесс расстегнула молнию на пологе палатки и вошла внутрь, почти не пригибаясь. Элли, пригнувшись, последовала за ней. Внутри ее встретил теплый воздух и неприятный запах. Много лет назад, когда она навещала в больнице умирающую бабушку, у старушки на соседней кровати открылись пролежни, и ей приходилось регулярно менять повязки. Вонь при этом была очень похожа на ту, что Элли ощущала сейчас – запах инфекции и разложения, притаившейся рядом смерти, – но тут была какая-то особая, чужеродная горечь.

Малыш Джесс захныкал.

– Секундочку, – сказала та и вышла из палатки.

Милли усадила Мэдлин, прислонив к горе подушек и старых диванных валиков; лицо викария было цвета прокисшего молока, но на щеках проступил румянец и она больше не потела. Она смогла даже улыбнуться.

– Привет, подружка.

– Утречка.

– Есть закурить?

– Эй, – возмутилась Милли.

– Да ладно, док. Хуже уже не будет.

Милли потупилась. Мэдлин закатила глаза и пробурчала:

– Душнила чертова. – Она снова повернулась к Элли. – Ладно, нафиг. Пока я еще соображаю, нам нужно поговорить.

– Хорошо.

– Рубен?

– Он в порядке. Только что выцыганил у меня половину багета с беконом.

Мэдлин с усмешкой заметила:

– Он мастер изображать голодного сиротинушку.

В палатку вернулась Джесс.

– Тара посидит с Джоэлем.

– Отлично, – сказала Мэдлин. – Итак, что я там несла?

– В каком смысле?

– Милли говорит, что я немного загуляла с феями. Всякими-разными.

– Да.

– Я помню обрывочно, – сказала Мэдлин. – Наверное, все происходило во сне. Я была под холмом. С ними. Видела, где они живут. Где они спят и… всякое такое.

Элли поежилась. Ей стало не по себе.

– Как ты и говоришь, тебе приснился сон.

– Да. Но возможно, это был не просто сон. Во всяком случае, мне он показался чертовски реальным.

– Что? – неожиданно разозлилась Элли. – У тебя уже и видения? До этого дошло?

– Элли, – нахмурилась Милли. – Просто послушай. Вреда от этого не будет, верно?

Элли знала, что скажет подруга: что Господь, возможно, пытается спасти их, посылая видения Своему представителю на земле, чтобы указать им путь. Откровенно говоря, это ее бесило. Что дальше? Приносить в жертву цыплят и гадать по внутренностям? Разбрасывать кости животных и искать смысл в узорах? Но Милли и Мэд – ее подруги. И раньше к ним стоило прислушиваться. Что она теряет, если прислушается еще раз?

– Хорошо, – сказала она. – Продолжай.

– Там были туннели, – сказала Мэдлин. – Пещеры. Все затянуто паутиной. Много маленьких ниш. Именно там они спали и ждали. А далеко-далеко внизу была большая пещера. Огромная. Там и проходила Пляска. А когда она закончилась, Спящие проснулись.

– Ну и какие они?

– Боги и монстры, – сказала Мэдлин. – Описать бы поточнее, но… знаешь, как бывает, когда не можешь что-то вспомнить, потому что это был ужас-ужас, который разум отказывается принять? У меня сохранились какие-то обрывки. Впечатления. – На мгновение ее взор опять затуманился. – Фу. Ладно. Итак, что я говорила, пока была в отключке?

– Ты разговаривала на языках, – сказала Милли.

– На языках?

– Не на языках. – Во всяком случае, Элли так не показалось. – На латыни.

– На латыни?

– Это то, что распознал Ноэль.

– А где сейчас Ноэль?

– Спит, – сказала Милли. – Могу разбудить, если…

– Оставь беднягу, пусть спит, – перебила Элли. – Я сама могу вспомнить. Были две фразы на латыни.

– А именно?

– “De profundis, Domine”, – проговорила Элли. Без хорошей памяти копу не обойтись. – “De profundis, Domine” и “Fiat lux”.

Мэдлин слабо засмеялась:

– Ну конечно!

– Не поделишься шуткой?

– Сто тридцатый псалом. “De profundis clamavi ad te, Domine”: «Из глубины взываю к Тебе, Господи». – Мэдлин мрачно улыбнулась. – Это обращение к Богу с просьбой о милости и прощении. В иудаизме его традиционно произносят во время «общинных бедствий».

– Ну, у нас ситуация подходит.

– “De profundis” означает «из бездны». И что там было еще?

– “Fiat lux”, – сказала Элли. – На минутку я решила, что ты грезишь о новой тачке.

– Ха. – Мэдлин закатила глаза; Элли испугалась, что викарий снова впадает в отключку, потом поняла, что это от раздражения. – “Fiat lux”. Ну, это тоже просто. Это из Бытия. «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою». И далее, стих третий: «И сказал Бог: да будет свет». Вот что означает “Fiat lux”: «Да будет свет». «Из бездны» и «Да будет свет». А остальное?

– Я разобрала урывками, – сказала Элли. – Что-то о старых богах. И о древней ночи, предвечной ночи… Ты все твердила про «предвечный мрак». И что-то о Бездне. Бездна. Какой-то Хаос.

– Ты говорила, что солнце умрет, – вставила Милли. – Наступит ночь, которая будет длиться вечно. Вода и твердь тоже погибнут.

– Стихотворение, – сказала Джесс. – Из семейной Библии. Помните? – Она продекламировала:

И, бесконечна и темна,

Отныне будет ночь одна,

И все,