Черный ворон - Энн Кливз

– Прости, – сказал он. – Думал, это журналисты. Полиция перекрыла дорогу, но парочка прорвалась. Неместные. Видимо, вся британская пресса разузнала про дело.

– Не уверена, что ты готов принимать гостей. Я могу уйти, если хочешь…

– Нет. Мне надо бы перебрать вещи Кэтрин. Полиция просила найти ее видеокамеру. Но боюсь, я еще не готов. Выпьешь чаю?

Фрэн оставила собаку в саду и прошла за ним. В футуристической кухне она заметила, как ему тяжело держаться. Когда Юэн подставлял чайник под кран, рука его дрожала.

– Я хочу узнать про другую девочку, – сказал он, не оборачиваясь.

– Какую?

– Катриону Брюс. Ту, что жила здесь раньше. Ту, что исчезла.

Он повернулся, доставая кружки.

– Сначала не имело значения, кто убил Кэтрин. По правде говоря, совсем. Важно было лишь то, что ее больше нет. Эгоистично, знаю. Но потом ты рассказала про другую девочку, и все изменилось.

– Каким образом?

– Если смерть Кэтрин – часть схемы, этого можно было избежать. Понимаешь?

Фрэн не была уверена, что понимает, но медленно кивнула.

– Поэтому я должен узнать, что случилось восемь лет назад. Это способ осмыслить произошедшее. Понять, почему умерла Кэтрин.

– Тело Катрионы так и не нашли.

– Я знаю. – Электрический чайник закипел, но Юэн не обращал на это внимания. В голосе чувствовались раздражение и злость. – Конечно, знаю. – Он прошел мимо Фрэн. – Пойдем. – Казалось, он хотел схватить ее за руку, но сдержался. Юэн привел ее в тесную подсобку с раковиной и стиральной машиной – темный уголок, не тронутый ремонтом. Пахло сыростью. – Здесь была кухня, – пояснил он. – А это кладовая. – Он распахнул дверцу. – Смотри! – Его голос сорвался на визг. – Смотри!

Внутреннюю сторону двери уже много лет не красили. На ней фломастером были отмечен детский рост с инициалами и датами. Юэн ткнул пальцем в нижнюю черту.

– «Б» – Брайан, младший брат. Детектив назвал мне его имя. А это Катриона. – Розовая отметка. – Ее рост за месяц до исчезновения.

– Она была очень низенькой для своего возраста.

У Фрэн невольно сжалось сердце. Кэсси всего на пару сантиметров ниже.

Юэн, кажется, забыл, что предлагал чай. Он побрел обратно на кухню и опустился на табурет, уткнувшись лицом в ладони. Фрэн беспомощно замерла, поняв, что помочь ему нечем. Когда она пробормотала, что ей пора, он даже не шелохнулся.

Фрэн поднималась по склону. Ей нужно было уйти подальше от такого зрелища – образованного мужчины, рассыпающегося на глазах, ищущего ответы в детских каракулях на стене и одержимого чужой девочкой. «Его гложет вина? Осознание, что он был никудышным отцом?» Собака плясала у ее ног, а затем рванула вперед. Фрэн вышла на ровный участок, за которым склон резко шел вверх. Все вокруг промокло насквозь – канавы полны талого снега, торфяник раскис. Бледное солнце отражалось в лужах, превратившихся за ночь в мелкие озерца. Фрэн шлепала по воде, думая: «Кэсси это пришлось бы по вкусу».

«Я не справлюсь в одиночку», – мелькнуло у нее. Дело не только в глобальных вещах вроде Кэтрин и ее отца. Хотелось обсудить с подругами и что-то другое. Мужчин, например. Ей не хватало мужского присутствия, и она готова была признать это – посмеиваясь, взвешивая варианты. Но здесь такие разговоры немыслимы. Люди не поймут. Она скучала даже по глупой болтовне о тряпках, диетах, отпусках, которая раньше раздражала. Фрэн всегда считала себя сильной, независимой. А сейчас, впервые после переезда, отчаянно тосковала по женской компании.

Здесь она навсегда останется чужой. Навсегда. Кэсси, может, и начнет говорить с шетландским акцентом, выйдет за местного, но ее мать-англичанку никогда не примут как свою. Будь она до сих пор замужем за Дунканом – другое дело. Тогда ее приняли бы. Но что есть, то есть.

Конечно, здесь хватало и других пришлых – англичан, пытающихся укорениться на островах. Их были сотни – таких, как она и Юэн. Некоторые так старались вписаться, что выглядели нелепо – с уроками прядения, музыкой и корявым диалектом. Она видела их в кафе – в вычурных кардиганах с Фэр-Айла и связанных вручную шерстяных свитерах. Другие, напротив, держались особняком, считая Шетланды временной ссылкой перед возвращением в цивилизацию с байками о холоде и одиночестве. Обе группы тяготели к своим. Ни к тем ни к другим Фрэн не принадлежала. «Неужели таков мой жалкий финал – одинокая стареющая женщина, живущая только искусством?»

Но прогулка уже поднимала настроение. По-детски приятно было шлепать сапогами по воде. Последняя мысль вызвала усмешку: «А что, собственно, плохого в жизни ради искусства?»

Она начала подъем вдоль каменной ограды. Раньше Фрэн не забиралась так далеко, когда гуляла с дочерью, – Кэсси вечно ныла, просила вернуться. Здесь, высоко в вересковой пустоши, последствия дождя и таяния были заметнее. Вода каскадами стекала по расщелинам, размывая торф и увлекая за собой почву, прорезая себе путь в склоне холма. Один сильный ливень – и оползней не избежать.

Алекс Генри как-то говорил об этом по радио: «Проблема в чрезмерном выпасе. Овцы уничтожают корневую систему, разрушая почву. Хорошо, что снимут субсидии и больше не будут платить за каждую овцу». Смелое заявление, учитывая, что фермеры его и так недолюбливали. «Он местный, но, возможно, еще более одинок, чем я», – подумала Фрэн. Она слышала, как родители перешептываются о нем у школы, и гадала, есть ли у него друзья.

Собака, не ведая усталости, мчалась вперед. Внезапно она остановилась и залилась лаем. Фрэн подозвала ее, но та не двигалась с места. Пришлось идти самой, поскальзываясь на голом раскисшем склоне. Мэгги сидела на краю обрыва, где дожди обнажили пласты черного торфа, сдвинув камни. Она яростно рыла лапами осыпь. Фрэн снова позвала ее. Собака повернула голову, но не пошла. Солнце выглянуло из-за тучи и светило ярче, чем весь день до этой минуты. Теперь оно стояло низко, и солнечные лучи казались неестественными, какими-то сернисто-желтыми. Камни, холм, собака – все выглядело резко и угловато, будто прорисовано грубой кистью.

Запыхавшись, Фрэн наконец добралась до Мэгги. Она продолжала ругать собаку, говорила, что вообще не хотела ее брать. А потом схватила за ошейник и дернула. В груде камней что-то мелькнуло. Ботинок. Детский ботинок. Кожа выцвела, пряжка покрылась патиной. Собака гавкала и прыгала как безумная, и Фрэн испугалась, что может задушить ее ошейником, хотя все равно пыталась ухватить. А потом увидела клочья желтой