Черное солнце - Джеймс Твайнинг

Ренуик покачал головой:

— Речь идет о чем-то большем, чем золото. Намного большем.

Глава 24

Отель «Три короля», Цюрих, Швейцария

7 января, 15.07

Это было необычное здание. Том понял это, едва приблизившись к нему. На самом деле зданий было четыре или пять: прилепленные друг к другу средневековые сооружения, выкрашенные подозрительно белой известкой. Но несмотря даже на это, они выглядели старинными, дошедшими прямиком из той эпохи, и лишь новые ставни и свежевыкрашенные рамы намекали на некую связь с современностью.

Однако внутреннее убранство отеля начисто разрушало эту иллюзию. От старины здесь остались лишь шероховатость стен и видневшиеся кое-где дубовые потолочные балки. Все остальное было полностью осовременено. Сияли серый мраморный пол, белые стены, черная мебель; утопленные галогенные светильники струили слепящую белизну. Посреди вестибюля, словно какой-то гигантский имплантат, сверкали выполненные из стекла и металла лестница и лифт.

Сжимая в руках черный кожаный портплед, Том направился к полукруглому столу орехового дерева. Дежурный администратор, милая девушка со свежим цветом лица, приветливо улыбнулась.

— Я хочу повидать герра Лаша.

Улыбка ее сразу же увяла.

— У нас нет постояльца с таким именем.

— Я собираюсь ему кое-что показать. — Он водрузил на стол сумку.

— Прошу прощения, но…

— Не сомневайтесь, ему это понравится. Передайте ему мою визитку.

Он протянул ей одну из своих визиток. Визитки были предметом гордости Тома. После стольких лет, когда он всячески старался не оставлять материальных следов своего существования, Том испытывал настоящее удовлетворение от того, что налаживает контакты таким вот общепринятым способом. Дизайн был очень простым: никакого логотипа, только название и контактная информация. Необычным было лишь то, что оборотная сторона карточки была густо-алого цвета с напечатанным белым названием фирмы — «Кирк Дюваль». Лишь спустя какое-то время Доминик указала ему, что, вне всякого сомнения, бессознательно он выбрал для своих визиток ту же цветовую гамму, что и его отец.

Консьержка раздраженно пожала плечами. Все еще не сводя с него бдительных глаз, она нажала спрятанную под столешницей кнопку. Из двери у нее за спиной тут же вышел высокий плотный мужчина в черном джемпере-поло и джинсах.

— Ja?[2]

Том повторил все, что сказал консьержке. Мужчина невозмутимо открыл сумку и проверил содержимое. Убедившись, что в ней нет ничего опасного, он дернул головой в сторону комнаты, откуда пришел:

— Подождите там.

Комната оказалась баром. Посетителей не было, один лишь бармен тщательно протирал стаканы; за спиной у него высилась стена самого разнообразного алкоголя. Три другие стены были обиты неяркой красновато-коричневой кожей — в тон табуретам и скамейкам; вкупе с приглушенным светом это помогало расслабиться и даже, пожалуй, навевало сон. Том сел, и тут же в комнату вошли двое и сели позади него. Они не говорили ни слова, а только бесцеремонно пялились на него, словно в гляделки играли. Спустя несколько минут его позвала консьержка, и эти двое последовали за ним.

— Герр Лаш примет вас, мистер Кирк. Если не возражаете, Карл вас обыщет.

Том кивнул, зная, что «возражать» не имеет смысла:

— Пожалуйста.

К Тому подошел охранник с металлоискателем и принялся водить им по всему его телу. Когда дело дошло до запястья, прибор запищал. Том закатал рукав и показал часы «Ролекс-Принс» 1920-х годов — именно их Том предпочитал надевать, выезжая за границу, в то время как дома носил свои любимые «Хэгер ле культр мемовокс» 1950-х годов. Охранник заставил Тома снять часы и внимательно их осмотрел. Тома передернуло, когда грубые пальцы охранника взялись за головку завода и несколько раз с силой повернули, проверяя, действительно ли это обычные часы. Не заподозрив в часах ничего опасного, охранник вернул их Тому и жестом предложил ему пройти к лифту.

Том вошел в лифт. Охранник не последовал за ним, а только помахал перед белой панелью карточкой и сразу отступил. Последнее, что видел Том, перед тем как двери лифта закрылись, — три массивные фигуры, застывшие посреди вестибюля со сложенными на груди руками.

Двери отворились, и Том вышел в узкий коридор. Здесь его уже ждали двое — они повторно обыскали Тома, на этот раз без сканера — просто ощупали. Закончив, они велели ему пройти в приемную.

Убранство этой комнаты многое говорило о сфере интересов хозяина апартаментов. В ней было три окна, однако ставни всех трех были закрыты, так что в щелочку пробивался лишь небольшой лучик света толщиной с мизинец. И в этом свете блестели отполированные старинные мечи, пистолеты и ружья. Подняв голову, он увидел, что у комнаты нет потолка: прямо у него над головой перекрещивались стропила, словно остов разбитого корабля.

Со стропил свешивались полковые флаги, некогда яркие, а впоследствии выбеленные солнцем и потрепанные в сражениях, кое-где даже запятнанные кровью. По правую руку выстроились блестящие медные шлемы, заключенные в стеклянные ящики. Шлемы были один другого наряднее: один с плюмажем, другой с орлом, третий украшен мехом, четвертый — конским хвостом. Под ними, в низеньких витринах, были сложены бесчисленные артефакты: ружья, патроны, медали, кокарды, парадные кинжалы, полевые радиоприемники. Даже письменный стол в дальнем конце комнаты ясно давал понять, чем занимается его хозяин: он представлял собой простую плиту черного гранита, поддерживаемую четырьмя огромными медными артиллерийскими гильзами.

Но внимание Тома приковала массивная бронзовая пушка на сооруженном параллельно столу низеньком помосте из дубовых бревен. Он подошел к ней, желая пристальнее изучить необычные отметины на ее дуле. В полумраке комнаты ее неясная громада таила в себе мощную угрозу, наполнявшую одновременно ужасом и сознанием собственного бессилия. Том не смог отказать себе в удовольствии ощупать ее гладкие бока, тугие и теплые, словно у лошади, которая только что пришла к финишу.

— Красавица, верно?

Том даже вздрогнул от неожиданности. Дверь справа от стола отворилась, и появился человек в инвалидном кресле; за ним шел мужчина, которого, вероятно, можно было назвать медбратом: поверх серого костюма с отливом на нем был надет белый халат, светлые волосы коротко подстрижены. Медбрат производил впечатление очень сильного человека. В руках у него был черный портплед, который Том послал наверх, и то, как он поглядывал сейчас на Тома, не оставляло сомнений, что он не колеблясь пустит в ход кулаки, если решит, что для того есть причина.

Лаш был почти что лысый, однако остававшийся на его розовом, покрытом пятнами черепе реденький пушок был тщательно приглажен. Кожа у него на лице висела, как непомерно большая перчатка, и походила на истончившийся пергамент. Само лицо было лоснящееся, желтое,