Черный ворон - Энн Кливз

ни капли сочувствия. Она не понимала, каково это – расти дочерью учительницы, когда от школы не скрыться. Кипы тетрадей на полке в кухне, аккуратные до боли списки на глянцевых карточках – все напоминало о том, что ждет ее за школьным порогом. Ее обзывали, щипали исподтишка, смотрели как на пустое место. В старшей школе стало лишь немного лучше – издевались искуснее, но кошмар не прекратился. Даже Кэтрин этого не понимала.

Сегодня мать спросила, хочет ли она овсянку или что-то другое. Может, яичницу? Когда Салли, переживая из-за лишнего веса, просила вместо каши фрукты, та лишь фыркала: «Здесь не ресторан». Маргарет не понимала, насколько важно быть как все.

Отец ушел на работу пораньше, до того, как Салли встала. Она так и не поняла, что он думает о смерти Кэтрин. Да и вообще о чем-либо. Иногда ей казалось, что у него есть своя, отдельная жизнь. Его способ выживания.

После завтрака мать натянула пальто:

– Подожду с тобой автобус. Не хочу, чтобы ты стояла там одна.

– Полиция же по всему холму, мам!

Чего Салли уж точно было не надо, так это назойливой заботы матери, а на самом деле – попыток выведать подробности. Роберт Айсбистер занимал слишком много места в мыслях Салли, и она боялась проговориться. Не сейчас. Мать точно начала бы твердить, что он неудачник и не пошел в отца. Салли представляла, как мать кривит губы, высмеивает его. Она никогда не могла противостоять матери и в конце концов поверила бы ее словам. А ведь только мечты о Роберте и помогали ей жить дальше.

Она стояла у поворота, ожидая автобуса. Время от времени в кухонном окне появлялся силуэт матери – та проверяла, не напал ли на дочь маньяк. Салли старалась не обращать внимания. В голове всплывали воспоминания о Кэтрин. Она пыталась думать о чем-то еще, например фантазировать о Роберте, но образ подруги не исчезал. Вот они в Леруике в новогоднюю ночь, вот вваливаются в дом Магнуса Тейта. Кэтрин тогда была так уверена в себе, яркая и неуязвимая.

В школе дворник посыпал дорожки солью, превратив снег в грязную кашу, которую ученики разносили на обуви по коридорам. В холле девятиклассники дурачились у бильярдного стола. Салли подумала, что они выглядят совсем детьми. Радиаторы работали на полную, окна запотели. От подсыхающих пальто и варежек пахло как в прачечной. Первой ей встретилась Лиза – та самая вульгарная Лиза с огромной грудью, которая, казалось, вот-вот перевесит и завалит ее вперед.

– Сал, – сказала та, – сочувствую.

В школе воспринимали смерть Кэтрин как драму, разыгранную ради забавы. По пути в раздевалку, чтобы сбросить пальто, Салли слышала, как остальные шепчутся по углам, передают слухи. Ее тошнило от этого.

Когда она резко открыла дверь, на мгновение воцарилась тишина, а затем все окружили ее, желая поговорить. Даже тот странный тип, который обычно держался особняком, занимая стол в центре класса. Ей никогда не уделяли столько внимания. Настоящих друзей у нее не было. Кэтрин была ближе всех, но та слишком погружена в себя, чтобы думать о Салли. Теперь же все наперебой выражали сочувствие: «Это ужасно», «Вы же были так близки», «Нам так жаль». Затем пошли вопросы – сначала осторожные, потом все более возбужденные: «Тебя уже допрашивали?», «Говорят, это Магнус Тейт – его арестовали?»

Раньше, болтаясь на периферии разных компаний, Салли слишком старалась понравиться – говорила громко, смеялась неестественно, чувствуя себя неуклюжей и глупой. Теперь, когда все жаждали ее слов, она вдруг растерялась. Ответы давались с трудом. И это только подогревало интерес. Лиза обняла ее за плечи.

– Не переживай, – сказала она. – Мы с тобой.

Салли знала: будь здесь Кэтрин, после таких слов она засунула бы в рот два пальца и изобразила, что блюет.

Ей хотелось крикнуть Лизе и остальным, что она видит их насквозь. Они не волновались из-за смерти Кэтрин. При жизни они ее терпеть не могли. На прошлой неделе Лиза назвала ее «зазнавшейся коровой с юга», когда мистер Скотт зачитал ее сочинение о Стейнбеке. Они наслаждались этим спектаклем. Их ничуть не огорчало, что Кэтрин больше не сядет в первом ряду на литературе.

Но Салли промолчала. Ей еще предстояло выживать в школе без Кэтрин. А пока она наслаждалась вниманием, объятиями, шепотом соболезнований. Теперь не имело значения, что думала бы об этом Кэтрин. Ее больше нет.

Прозвенел звонок. Все потянулись на уроки, оставив «избранных» в комнате – те жаждали продолжения. У них с Лизой была литература, и они пошли вместе. Салли ненавидела кабинет английского – он располагался в самом старом крыле школы с высокими ледяными потолками. По пути стоял стеклянный шкаф с чучелами птиц. Кэтрин обожала их. Они ее смешили. Она даже приносила камеру, чтобы их снять, хотя Салли никогда не понимала, что в них смешного. Кэтрин говорила, что весь корпус идеально подошел бы для готического фильма ужасов.

В классе ее тоже ждала благодарная аудитория. Лиза, действуя как ее менеджер, приободряла Салли, выуживала из нее самые завораживающие подробности. Когда вошел мистер Скотт, Салли как раз описывала допрос у детектива с Фэр-Айла. Девочки нехотя слезли с подоконника, где грелись у батареи, и поплелись к партам, но без спешки. Даже в обычные дни учитель не внушал страха. Сегодня и подавно все знали: сойдет с рук что угодно.

Мистер Скотт был молодым преподавателем, недавним выпускником, холостым. Все говорили, что он влюблен в Кэтрин. Поэтому и ставил ей лучшие оценки, восторгался ее работами. Мол, хотел залезть к ней в трусы. Возможно, в этом и была доля правды. Салли видела, как он смотрит на Кэтрин, думая, что никто не замечает. Она знала толк в безответной страсти – сама месяцами грезила о Роберте Айсбистере после их первой встречи на танцах. Достаточно было увидеть его в городе, чтобы покраснеть. Она узнавала признаки.

Мистер Скотт был бледным и худым. «Как парниковый ревень», – сказала мать Салли после родительского собрания. Сегодня, в сером свете зимнего утра, он казался еще бледнее. И постоянно сморкался. Может, плакал? Кэтрин отзывалась о нем с презрением: «Никудышный учитель и жалкое существо». Но Кэтрин обо всех говорила гадости, не всегда серьезно. Глядя на него сейчас, как он сжимает платок, пытаясь не расплакаться, Салли вдруг подумала, что он даже милый. Получив столько внимания, она могла позволить себе великодушие.

После переклички мистер Скотт замер перед классом. Выглядел он серьезно и слегка нелепо. Салли гадала, не дразнила ли его Кэтрин просто ради забавы. Похоже, говорить ему было трудно.

– Сегодня измененное расписание, – наконец сказал он. –