Два вида истины - Майкл Коннелли

он что-нибудь положить в ящик, тот ответил, что без проблем.

— Именно так.

Босх кивнул. Тайна была раскрыта.

— А что насчет Кронинов? — спросил он. — Я полагаю, они собираются заключить сделку один на один, так?

— Возможно, — сказала она. — Она уйдет, а он примет удар на себя. Его лишат лицензии, но потом он просто поддержит ее. Все будут знать, что если вы наняли ее, то вы наняли и его.

— И это все? Никакого тюремного срока? Парень использовал закон, чтобы попытаться вытащить убийцу из тюрьмы. Из камеры смертников, не меньше. И получил лишь пощечину?

— Ну, последнее, что я слышала, они все еще в тюрьме, потому что Хоутон не назначит залог до завтра. В любом случае, сейчас еще рано вести переговоры, Гарри. Но Спенсер все еще молчит, и единственный, кто говорит, это Бордерс. Когда твой единственный свидетель — убийца, приговоренный к смертной казни, ты не собираешься выносить дело на суд присяжных. Все сведется к соглашению о признании вины, и, может быть, Кронин сядет в тюрьму, а может быть, и нет. Правда в том, что они больше заинтересованы в том, чтобы прижать Спенсера, потому что он был внутри системы. Он предал департамент.

Босх кивнул. Он понял, что думают о Спенсере.

— Руководство департамента уже работает, — сказала Сото. — Они перестраивают весь процесс хранения улик и поиска, чтобы подобное никогда не повторилось.

Босх подошел к деревянным перилам и оперся локтями. До заката оставалось еще не меньше часа. Автострада 101 в районе перевала была забита в обоих направлениях. Но звуков клаксонов было очень мало. Водители в Лос-Анджелесе, казалось, смирились с участью ждать в пробках без той бессильной какофонии гудков, которую Босх всегда слышал в других городах, где бывал. Он всегда считал, что его терасса дает ему уникальный угол зрения на эту характерную черту Лос-Анджелеса.

Сото присоединилась к нему у перил и прислонилась рядом.

— Я пришла сюда не для того, чтобы говорить о деле, — сказала она.

— Я знаю, — сказал Босх.

Она кивнула. Пора было переходить к делу.

— Один очень хороший детектив, который был моим наставником, учил меня всегда следовать за уликами. Именно так я и думала, что делаю с этим делом. Но где-то мной манипулировали, или я свернула не туда, и в итоге я оказалась там, где улики сказали мне то, о чем мое сердце должно было знать, что это совершенно неправильно. Об этом я искренне сожалею, Гарри. И всегда буду сожалеть.

— Спасибо, Люсия.

Босх кивнул. Он знал, что она могла легко свалить все на Тапскотта. Он был старшим детективом в их партнерстве и принимал окончательные решения по делам. Вместо этого она взяла все на себя. Она взяла на себя всю тяжесть. Это требовало мужества, и это требовало настоящего детектива. Босх должен был восхищаться ею за это.

Кроме того, как он мог иметь что-то против Сото, когда услышал в голосе собственной дочери беспокойство, что все это может быть правдой, что Гарри завел дело против невиновного человека?

— Итак… — спросила Лючия. — Мы снова в порядке, Гарри?

— Мы в порядке, — сказал Босх. — Но я очень надеюсь, что завтра люди прочитают газету.

— Пошел на хер любой, кто еще сомневается после сегодняшнего.

— Я согласен с этим.

Сото выпрямилась. Она сказала то, что пришла сказать, и была готова идти домой. Скоро она окажется в железной ленте движения, на которую он смотрел.

Она вылила остатки бурбона в стакан Босха.

— Мне пора.

— Хорошо. Спасибо, что пришла сюда поговорить. Это много значит для меня, Люсия.

— Гарри, если тебе что-нибудь понадобится или я смогу что-нибудь для тебя сделать, я твоя должница. Спасибо за выпивку.

Она направилась к открытой задвижке. Босх повернулся и прислонился спиной к перилам.

— Вообще-то, есть, — сказал он. — Ты можешь кое-что сделать.

Она остановилась и обернулась.

— Дейзи Клейтон, — сказал он.

Она покачала головой, не понимая его.

— Я что, должна знать это имя?

Босх покачал головой и выпрямился.

— Нет. Она была жертвой убийства еще до того, как ты попала в отдел убийств. Но ты занимаешься нераскрытыми делами. Я хочу, чтобы ты достала это дело и поработала с ним.

— Кем она была?

— Она была никем, и всем было наплевать. Вот почему ее дело до сих пор открыто.

— То есть, кем она была для тебя?

— Я никогда не знал ее. Ей было всего пятнадцать лет. Но есть кто-то, кто взял ее, использовал, а потом выбросил как мусор. Кто-то очень злой. Я не могу работать над этим делом, потому что это Голливуд. Это уже не моя территория. Но она твоя.

— Ты знаешь, в каком году?

— Девятом.

Сото кивнула. У нее было все необходимое, по крайней мере, чтобы вытащить дело и просмотреть его.

— Хорошо, Гарри, я займусь этим.

— Спасибо.

— Я скажу тебе, что знаю, когда узнаю.

— Хорошо.

— До встречи, Гарри.

— До встречи, Люсия.

42

Приняв душ и переодевшись в уличную одежду, Босх подошел к шкафу рядом с входной дверью и достал с полки огнеупорный ящик. Открыл его ключом. В ней находились старые юридические документы, включая свидетельства о рождении и документы об увольнении из армии США. Босх хранил в коробке свое обручальное кольцо, а также два "Пурпурных сердца"[41] и два полиса страхования жизни, в которых в качестве бенефициара была указана его дочь.

Там также была выцветшая цветная фотография Босха и его матери. Это была единственная фотография, которая у него была, поэтому он всегда хотел хранить ее в безопасности, а не выставлять на всеобщее обозрение. Сейчас он несколько мгновений смотрел на нее, и на этот раз его взгляд привлекло собственное изображение восьмилетнего мальчика, а не матери. Он видел надежду на лице мальчика и удивлялся, куда она делась.

Он отложил фотографию в сторону и стал рыться в ящике, пока не нашел то, что искал.

Это был старый носок, набитый рулоном денег на резинке. Не вытаскивая их из носка и не пересчитывая, Босх засунул их в боковой карман пиджака. Рулон денег был фондом землетрясения, в основном крупные купюры, которые он медленно накапливал — двадцатку здесь и полтинник там — с момента