Сирены - Джозеф Нокс

полицию. А потом вспомнил, как мы с Карвером ездили на Сикамор-уэй. Карвер велел Зажиму направить всех на поиски Глена Смитсона. Интересно, распространялось ли это распоряжение на человека Карвера в полиции?

— Полицейский был в форме или в штатском?

— В штатском, — ответил охранник. — И ужасно грубый. Пришел поздно вечером. Рявкнул, чтобы я открыл ему квартиру. Пробыл там минут пять.

— Он представился?

— Нет вроде.

— А как выглядел?

— Ну, обычный такой. Белый. Среднего роста. Ничего особенного.

Да уж, попробуй найди.

— А камеры видеонаблюдения есть?

— Да, но… — Он задумался. — Это было в прошлый понедельник. Сейчас поверх пошла новая запись. А что такого?

— Похоже, в диспетчерской программа глючит, — соврал я. — Постоянно отправляет людей на одно и то же задание. Если мой коллега здесь уже побывал, то хорошо бы мне заняться чем-то другим. Для рационального использования кадров, — добавил я, надеясь, что он вспомнит разгромную статью в «Дейли мейл» о неэффективной работе полиции.

— Понятно, — сказал охранник. — Кажется, он оставлял свой телефон…

Среди бумаг на столе нашелся листок с номером мобильника. Я вбил его себе в телефон, поблагодарил охранника и ушел. На улице я сохранил номер в контактах: «Человек Франшизы». Потом нашел телефонную будку и позвонил.

Номер был действующим.

Время поджимало. Я поехал на север, в Бернсайд. Добрался туда уже затемно, но без труда нашел склад. Внутри ничего не изменилось. Обходя огромное помещение, я услышал какие-то глухие удары у входа. Какой-то бернсайдер, из тех, с кем мы с Карвером познакомились в прошлый раз, бил кирпичом по крыше моей машины. Он не обращал на меня ни малейшего внимания и методично оставлял вмятины в металле, будто работал на конвейере. Не остановило его даже то, что я сел в машину, завел мотор и тронулся с места. У меня оставалась последняя надежда.

17

Дом Гринлоу стоял в покинутом квартале на заброшенной улице в старой части Солфорда. Десять лет назад Джоанна Гринлоу вышла из дому и исчезла. С тех пор дом пустовал.

Серые прямоугольники стальных листов закрывали оконные проемы. В пустыре за домом с трудом угадывался бывший сад. Сорняки почернели от сырости и копоти, ржавые пивные банки срослись с травой.

Дождь лил весь день. Кирпичи, доски и сорняки тонули в воде. То, что я принял за граффити на листах железа, оказалось аэрозольными надписями: «Вход воспрещен».

Я прихватил с собой монтировку, чтобы взломать дверь, но в этом не было надобности. Меня опередили. Тяжелый замок сбили с двери, а дужки скрепили проволокой. На других домах замки висели нетронутыми. Я разогнул проволоку и толкнул дверь. Она приоткрылась наполовину, будто что-то мешало ей изнутри. Ковролин под дверью пропитался влагой и вздулся.

Я провел лучом фонарика по темному коридору. Увидел лестницу и две двери в комнаты. Обои отстали от стен, потолок покрылся плесенью и пятнами гнили. Я притворил дверь и шагнул в коридор.

Джоанна жила здесь недолго, но ее образ был неразрывно связан с этим заброшенным домом. Она пропала, когда ей было двадцать шесть — чуть больше, чем Кэтрин. Я искал здесь не что-то конкретное, а эхо какого-то чувства. И нашел его, хотя дом пустовал вот уже десять лет.

Сгустившийся страх.

Я посветил фонариком в бывшую кухню. Кухонные окна были заколочены. Мебель вывезли. Там, где когда-то стояли плита и холодильник, остались пустые места. Закрытая дверь слева, наверное, вела в кладовую. Затаив дыхание, я подошел к ней. За дверью оказались пустые полки.

Из кухни я направился в единственную комнату на первом этаже. Окна небольшой гостиной тоже были заколочены. Луч фонарика освещал только узкую полосу. Мне почудилось, что по обе стороны от нее стоят люди и наблюдают за мной, а как только луч сдвигается, бесшумно отступают в темноту.

Я не сразу вспомнил, где видел эту комнату.

В «Ивнинг ньюс».

ПОЛИЦИЯ ПРОСИТ СОДЕЙСТВИЯ В СБОРЕ ИНФОРМАЦИИ ОБ ИСЧЕЗНОВЕНИИ ГРИНЛОУ.

Я шумно перевел дух. На газетном снимке Джоанна Гринлоу стояла у камина в этой самой гостиной. Кто же ее сфотографировал? Может, суперинтендант Паррс? Его рассказ о сотрудничестве с Джоанной не объяснял ни его зацикленности на этом деле, ни настойчивого желания добиться от Зейна Карвера реакции на объявление. Может, между Паррсом и Джоанной что-то было?

Я вернулся в коридор и стал подниматься по лестнице. Отсыревшие ступеньки не скрипели, а беззвучно проминались под ногами. Окна второго этажа тоже были закрыты листовым железом. Освещал помещение только луч моего фонарика. Здесь находилась грязная ванная комната со сломанной сантехникой. Коридор вел в две спальни — крошечные клетушки размером с тюремную камеру.

Одна была пуста.

Во второй лежал спальный мешок и валялись свечные огарки, книги в бумажных обложках и какие-то объедки. Я ни на секунду не отрывал взгляда от двери.

Я спустился на первый этаж, к выходу, и резко обернулся, лихорадочно поводя фонариком, чтобы застать невидимого наблюдателя врасплох. Потом поспешно вышел из дома к машине. Меня не покидало ощущение, что я не один.

18

Паррс окружил себя непроницаемой стеной. Изабель умерла. Кэтрин и Зажим пропали. Зейн Карвер под арестом. Мир неожиданно сузился. Опустел. Дни тянулись бесконечной чередой. Я попытался резко завязать со спидами, но ничего не вышло. Тогда я решил ограничиться одной таблеткой в день, надеясь бросить постепенно. Но где одна, там и две, и три, и четыре. Потом я потерял им счет, границы дней снова размылись. Мысли перескакивали с одного на другое, ум тщетно искал связи между событиями.

«Вот и подумай», — сказал бармен.

Джоанна Гринлоу. Франшиза. Дочь министра. Ее убила отравленная наркота. Грязный товар, украденный у Карвера, попал на Сикамор-уэй. Шелдон Уайт захватил «Рубик». Исчезла Кэт. Исчез Зажим. А еще — черно-белые метки.

Связана вся эта хрень между собой или нет?

Я погрузился в какую-то другую жизнь. Шесть вечера. Точка невозврата. Если я оставался в «Рубике» после шести, то уходил последним. Все знали, что в клубе торгуют наркотой. Тут можно было легко достать и стимуляторы, чтобы день прошел легче, и транки, чтобы ночь была спокойней. Иногда я их путал, а потом забывал о времени суток. Все смешивалось и расплывалось. Я надеялся, что вот-вот откроется дверь, войдет Кэтрин и все будет как раньше.

Но Кэтрин не приходила.

Я сидел на своем обычном месте, откуда просматривались и улица, и бар. Мэл, барменша-австралийка, заступая на смену, принесла букетик цветов. Мы с ней подошли к стойке бара одновременно, с разных сторон. Мэл