Сирены - Джозеф Нокс

class="p1">— Но бывает, что мы можем его прояснить, — сказал Лэски. — Закон — еще не самое страшное, Уэйтс.

Я посмотрел на него:

— А что страшнее?

Он не ответил.

— Приходите, как отыщете доказательства. Где дверь — знаете. У меня открыто.

Я вернулся в спальню. Сел на кровать. Меня мутило. В коридоре послышались затихающие шаги. Звяканье мелочи в карманах.

— Мы тут ничего не трогали, — заявил Риггс и нарочно пнул дверь.

Я подошел к окну, поглядел, как они садятся в машину. Потом направился к двери, закрыл и запер ее на замок. Вернулся в постель и попытался обо всем забыть.

Не получилось.

Джоанна Гринлоу. Изабель Росситер. Кэтрин, Сара Джейн. Они не шли у меня из головы. Я представлял, как они смеются, хмурятся, умирают. Встал, пошел в ванную, достал пакетик спидов. Смыл их в унитаз и вернулся в комнату. Сел на вспоротый диван. И заставил себя думать.

IV

Затишье[17]

1

Я завел будильник на семь, но проснулся раньше и лежал, дожидаясь, когда он зазвонит. Понедельник. Последний день ноября. Я встал, побрился, принял душ и оделся. Достал черный костюм и отгладил белую рубашку. Нашел узкий черный галстук, завязал его и впервые за много дней посмотрел на себя в зеркало.

Жаль, что нельзя отгладить лицо.

Недели недосыпа и нездорового образа жизни придали коже землистый цвет, глаза ввалились, взгляд стал жестче. Я начистил ботинки, глубоко вдохнул и вышел на улицу. Погода была зябкой до дрожи, будто планете хотелось стряхнуть нас всех с себя.

На противоположной стороне улицы стояла машина. Все тот же «БМВ», сияющий черной краской и хромом. Я пошел в другую сторону. Мотор завелся. Под колесами зашуршал гравий. Машина медленно ехала по дороге, не обгоняя меня.

Я остановился.

Водитель встал на обочине, но двигатель не заглушил. Водительское стекло опустилось, детектив Керник положил на него руку. Он тоже был в черном костюме. Не знаю, что было тому причиной: дневной свет или стресс последних недель, но его угольно-черная шевелюра заметно посветлела.

— Не делай этого, сынок, — произнес он.

Его дыхание расплылось белым облачком пара.

— Чего не делать?

— Не ходи туда.

Я молчал.

— Ясно, что ты действуешь из лучших побуждений. Знаю, это нелегко. Но мне приходится думать о Росситерах. Тебя не хотят там видеть. Им и так тяжело…

Я пошел дальше.

Керник снова завел мотор и с минуту ехал рядом со мной.

— У тебя ужасный вид. — Он вздохнул. — Не ломай себе жизнь.

Я шел не оборачиваясь. Услышал, как стекло поползло вверх. Машина доехала до угла, мигнула поворотником. Я дождался, пока она свернет, потом пошел дальше.

Про похороны Изабель я прочел еще несколько дней назад в газете, оставленной кем-то в «Рубике». Панихиду служили в церкви Святого Франциска гортонского монастыря, строго для узкого круга родственников и друзей. Сочувствующим предлагалось посетить кладбище и возложить цветы на могилу. Да, было бы интересно посмотреть, кто придет, но я туда не собирался. Похороны давали возможность что-нибудь разузнать.

Я шел размеренным шагом, прокручивая в уме факты. Надо выяснить, кто унес телефон Изабель из квартиры. Ее отец дал полиции номер старого мобильника, спрятанного в ящике письменного стола. Если Дэвид Росситер знал новый телефон дочери, то почему не сообщил его полиции? Откуда у него этот номер? И главный вопрос: не он ли забрал телефон из квартиры после смерти Изабель? Почему вообще телефон пропал? Что такого в нем было?

До Битхэм-Тауэр я добрался около девяти. В двери ввалилась помятого вида компания в смокингах — очевидно, после гулянки в городе. Панихида начиналась через полчаса, так что Росситер с Керником уже уехали в церковь. Я направился к телефонным будкам через дорогу. Выбрал ту, что почище, и набрал номер службы спасения.

— Полиция? — сказал я. — Я хочу сообщить о незаконном проникновении в квартиру.

2

В вестибюле я направился к стойке администратора. К счастью, сегодня работала та же девушка, что и во время моих предыдущих визитов сюда с Керником.

— Доброе утро, сэр. — Она одарила меня белоснежной улыбкой. — Чем могу помочь?

— Доброе утро. — Я протянул ей служебное удостоверение. — Детектив-констебль Уэйтс. Мы с вами, кажется, уже виделись.

— Да-да, — ответила девушка. — Вы приходили с мистером… С детективом Керником, — снова улыбнулась она.

— Совершенно верно. Я работаю в охране мистера Росситера.

Она посмотрела на удостоверение, потом вернула его мне.

— У него такое горе… Дочь…

— К сожалению, пресса не столь участлива. Вы знаете, конечно же, что похороны сегодня утром?

Она кивнула.

— Если не ошибаюсь, мистер Росситер провел всю неделю в семейной резиденции…

— Да, я только что оттуда. Нас беспокоит, что сюда могут пробраться журналисты. Будут приставать с расспросами к постояльцам гостиницы, к сотрудникам, к жильцам. Мне даны указания дежурить в вестибюле и вежливо выпроваживать непрошеных гостей.

— Понимаю, — сказала она. — Позвольте мне связать вас с начальником охраны.

— Я как раз хотел вас об этом попросить, поскольку не знаком с мистером…

— Ридом.

— Буду очень признателен, если вы ему позвоните.

Я отошел, чтобы не мешать ей разговаривать. Через несколько минут к нам вышел человек. Судя по всему, бывший сотрудник полиции. Грузный, с решительной походкой и внимательным, оценивающий взглядом. Он сразу же вычислил меня среди людей в вестибюле.

— Мистер Рид, — поздоровался я, будто уже слышал о нем от Керника. — Детектив-констебль Уэйтс.

Мы пожали друг другу руки.

— У вас найдется минутка?

— Конечно. — Он кивнул на два кресла справа. — Вы из охраны мистера Росситера?

Я протянул ему удостоверение.

— Да, приписан к охране на период расследования обстоятельств смерти его дочери.

— Хм. — Он взглянул на удостоверение. — Ужасное дело.

— Ваша коллега сказала вам, зачем я здесь?

— Из-за репортеров, — ответил он. — Редкие сволочи.

— Вы ведь служили в полиции, верно?

Он расправил плечи:

— Десять лет.

— Значит, немало этих упырей повидали.

— Честно говоря, сынок, их здесь больше, чем на местах преступлений.

— Вот она, цена успеха. — Я многозначительно кивнул на великолепный интерьер. — Мы надеялись, что журналисты хотя бы сегодня с пониманием отнесутся к чужому горю. Но у церкви такое столпотворение, что решили поставить человека и здесь.

— И прислали стажера?

Я улыбнулся.

— Да, на время освободили меня от тяжелой обязанности разносить чай. Итак, если вы не против, я посижу тут, журнальчик полистаю, присмотрю за дверью, пока похороны не завершатся.

Он вернул мне удостоверение:

— Разумно, сынок. У меня есть кое-какие дела, но, если понадобится помощь, пусть администратор со мной свяжется.

Мы поднялись и