Испытательный полигон - Майкл Коннелли

«Бонавентуре», — сказал он. — Но под чужим именем — Митчелл Мейсон. Я сейчас в вестибюле.

Отелю в центре давно дали это прозвище — «Бонавентура».

— Но вот настоящие новости, — добавил Циско. — Твой клиент, Брюс Колтон, тоже был здесь.

— В смысле? — спросил я. — Он там живёт?

— Не думаю, — сказал Циско. — Он сидел в вестибюле, когда я пришёл. Явно кого‑то ждал. Потом…

— Он тебя заметил?

— Нет. Здесь столько этажей и уровней, что я мог наблюдать издалека. В какой‑то момент я увидел, как братья Мейсон спускаются в одном из стеклянных лифтов. Они встретились с Брюсом. Я не смог подойти достаточно близко, чтобы услышать разговор, но Брюс явно был недоволен. В итоге он подписал бумагу, которую Маркус достал из портфеля. После подписи все встали, пожали друг другу руки и разошлись.

— Мейсонов ты видел уходящими или возвращающимися в отель? — спросил я.

— Нет, все трое ушли, — сказал он. — Думаю, Патрик Мэй, скорее всего, остался один. Если хочешь, я могу подняться к нему.

Я задумался. И о том, что там делал Брюс. И о том, что он подписал. Раньше у меня был беглый свидетель. Теперь, похоже, у меня появился и беглый клиент.

— Не поднимайся, — сказал я. — Защита получит дело только в пятницу. Он пробудет там минимум пару дней.

— Как скажешь, — ответил Циско.

Меня удивило, что Мейсоны уже сейчас притащили Мэя в город, за несколько дней до того, как начнут представлять свидетелей. Это навело меня на мысль: возможно, они собираются сократить свою часть процесса, раз Наоми Китченс уже разгромили в суде.

— Циско, откуда ты знаешь, что это действительно Патрик Мэй? — спросил я.

— По его мобильному, — ответил он. — Я попросил своего человека отследить телефон до вышки. Она на крыше отеля. Я могу подняться и убедиться, если хочешь. У меня есть легенда, он меня не узнает.

Я знал этого «человека». Он мог отследить телефон до любой вышки, к которой тот в данный момент подключён. Это было незаконно, и именно поэтому за каждый такой запрос он получал тысячу долларов.

— Не поднимайся, — повторил я. — Посмотрим, как всё сыграет завтра.

— Ты босс, — сказал Циско. — Я могу положить трубку?

Телефон завибрировал от второго вызова. Я отнял его от уха и увидел на экране имя: «Маркус Мейсон».

— Циско, у меня второй звонок, — сказал я. — Это Маркус. Я возьму, а ты отключайся.

— Понял, — сказал он. — До завтра.

Я переключился.

— Маркус, что случилось? — спросил я.

— Холлер, хотел сообщить, что у тебя остался один клиент, — сказал он. — Мы только что заключили соглашение с Брюсом и Тришей Колтон. И, будучи хорошим парнем, я решил узнать, не хочешь ли ты обсудить мировое по оставшемуся истцу. Я подумал, что после сегодняшнего скандала со свидетелем тебе может захотеться закончить дело побыстрее и с выгодой.

— Не злорадствуй, Маркус. Это тебе не идёт — сказал я. — Что ты дал Колтонам, чтобы они ушли?

— У нас там условие о неразглашении, — сказал он. — Но, поскольку ты всё ещё их адвокат по этому делу, могу сказать: мы сошлись на трёх миллионах. После того, что случилось сегодня под занавес, ставки изменились. Пятьдесят миллионов ушли со стола. Мы дали им три. Твоему клиенту предлагаем пять — и закрыть дело.

Я понимал, что это значит: они готовы опуститься до десяти. Но и это было намного меньше их последнего предложения до процесса. Я надеялся убедить Бренду Рэндольф отказаться от денег и довести дело до конца.

День закончился плохо. Но во мне это включило злость, а не страх. Я всё ещё верил, что могу выиграть.

— Мне нужно поговорить с клиенткой, — сказал я. — Я дам тебе ответ до начала суда завтра.

— Прекрасно, — сказал Мейсон.

— И, Маркус, для протокола, — добавил я. — Я посоветую ей забыть о мировом и идти до вердикта.

— Тогда, Холлер, ты совершишь ошибку, ещё большую, чем сегодня, — сказал он.

Он отключился. Я тут же перезвонил Циско. В ответ я услышал рёв его «Харлея» и крик «держись». Потом мотор затих.

— Чего хотел Мейсон? — спросил Циско.

— Сообщить, что он договорился с Колтонами, — сказал я. — Они взяли три миллиона и вышли из дела.

— Чёрт, — сказал он. — Что это меняет?

— Для нас — ничего, — ответил я. — Он сделал Бренде мизерное предложение, и я почти уверен, что она откажется. Так что мы идём дальше. Единственный плюс — мне не придётся церемониться с Брюсом, когда буду вызывать его на свидетельское место. Завтра утром я попрошу у судьи повестку. Хочу, чтобы ты нашёл его и вручил. Я буду вызывать его завтра днём, он должен быть в суде.

— Понял, — сказал Циско. — Что ещё?

— Пока всё, — сказал я.

— Тогда увидимся утром, — сказал он.

Я услышал, как «Харлей» снова ожил, и связь прервалась. Я положил телефон на столик.

— Мэгс, ты возвращаешься? — спросил я.

— Ты закончил? — отозвался её голос с кухни.

— На сегодня да, — сказал я.

Я услышал, как она ставит бутылку обратно в холодильник. Потом свет на кухне погас. Комнату освещали только огни города за окном. Мэгги обошла моё кресло и поставила бокал рядом с телефоном. Затем устроилась у меня на коленях, обхватив меня ногами. На ней была её мягкая хлопковая пижамная рубашка и больше ничего. Она приподняла мне подбородок пальцем и поцеловала.

Она мягко начала двигаться, и вскоре я снова оказался на гребне волны — вместе с ней.

Глава 37.

Утро среды началось со встречи адвокатов в кабинете судьи Рулин. Маркус Мейсон сообщил, что «Тайдалвейв» достиг соглашения с Колтонами. Я сказал, что моя клиентка отвергла предложение о мировом и намерена продолжать процесс.

Судья взглянула на меня исподлобья.

— Ваша клиентка в этом уверена, мистер Холлер? — спросила она. — Вчера в конце дня она сидела в первом ряду.

— Она — и я — считаем, что это была малая неудача, Ваша честь, — ответил я. — Для неё это никогда не было