Диагноз с пулей в сердце - Владимир Григорьевич Колычев

«Давыдов, не ведись! — откуда-то из-за спины донесся голос Милы. — Тебя заманивают!.. Спроси, где ловушка?»

— Замолчи!

— Что?! — удивленно встрепенулась Клешнева.

— Что «что»? — изобразил недоумение Корней.

— Вы сказали, замолчи!

— Не говорил я.

— Говорили!

— Но вам не послышалось. Это голос вашей совести. Внутри вас.

— Странный вы какой-то!

— Вы же прекрасно знаете, что Женя был в соседней квартире. Знаете, что Женя там делал.

— Не знаю, я спала.

— Вы сказали, что спали. Сказали, потому что вы боитесь за себя. За себя боитесь, не за Женю.

— Боюсь и не скрываю этого!

— За Женю вы не переживаете, потому что уверены в нем. Уверены, что он возьмет все на себя.

— Так я ничего предосудительного не делала.

— И это записано в протоколе. Гражданин Узлов во всем признался. Взял все на себя…

— Признался? В убийстве?.. Его что, посадят?

— Его да, а вас нет. Так что спать можете спокойно.

— Не хочу я спать… То есть не хочу спать с кем-то, кроме как с Женей.

— Так я ему и передам.

— Вы ему передадите?

— Он признался во всем с условием, что я передам вам его слова. А вы передадите ответ. Он любит вас, и вам нечего бояться… Но мы-то знаем, как было дело! — коварно сощурился Давыдов.

— Не было ничего! Во всяком случае, с моей стороны!

— Всего вам хорошего — надеюсь, больше не увидимся!

Давыдов оставил Клешневу, вернулся к себе в машину, ждал долго, но так и не дождался. Клешнева позвонила матери, затем подруге, жаловалась, что осталось без жениха, уверяла, что Женя ни в чем не виноват. Но с мужчиной она не созванивалась — возможно, и не было никакого любовника. Возможно, Клешнева обходилась как-то без него, расплетала косу в одиночестве, сама себе приятная.

Но в квартиру Горчилина Корней все-таки вошел. Осторожно заходил, так, чтобы Клешнева его не заметила. Расположился в гостиной, прикрепил микрофоны к стене, разделяющей коридоры двух квартир. Но Клешнева не давала о себе знать. Никому не звонила, молча ходила из кухни в гостиную, что-то приготовила, ела в гостиной, смотрела телевизор.

Корней начал сомневаться в своей версии, может, оттого потянуло в сон. Он уже засыпал, когда в дверь соседней квартиры позвонили. Часы показывали половину первого ночи.

— Наконец-то! — послышалось в наушниках.

— Да все не мог! — ответил мужской голос.

— Сейчас можешь!

— Еще как смогу!.. Если накормишь!

Разговор переместился на кухню, до которой, увы, микрофон не доставал. Но вскоре парочка оказалась в гостиной, заскрипел диван, зашуршали одежды, Клешнева издала стон у самого микрофона, слышимость такая, что у Корнея зазвенело в ухе.

Диван отскрипел, стоны стихли, возникла пауза.

— Значит, Женя твой все на себя взял, — наконец сказал мужчина.

— Боря, как ты думаешь, мне выходить за него замуж? — спросила Клешнева.

— А разве ты не из-за квартиры с ним жила?

— Ну, в какой-то степени да.

— Выходишь за него замуж, ждешь его пятнадцать лет. В этой квартире. Детей ему нарожаешь. От меня.

— Я думала, ты будешь меня отговаривать. — В словах Клешневой отчетливо звучала обида.

— Я же не отказываюсь от тебя, буду приходить, будем дружить.

— Я думала, что ты меня замуж возьмешь.

— Что тебя в наших отношениях не устраивает? Будем встречаться, буду тебе помогать.

— А если не будем встречаться?

— Ну, если ты меня бросаешь…

— Я тебя бросаю?!. — возмущенно вскричала Клешнева. — Думаешь, я ничего не знаю? Знаю!.. Уедешь в свой Питер — и поминай как звали! Встречаться будем!..

— Кто тебе про Питер сказал?

— А я что, на идиотку похожа!.. Из Питера ты. И не я тебе нужна была, а Горчилины.

— Ты не похожа на идиотку! Но ты реально идиотка!

— Это ведь ты Горчилину убил!.. Думаешь, я ничего не поняла?.. Я, дура, Женьку тогда усыпила. А ты меня усыпил… А сам к Горчилиным!..

— Ты это видела?

— Видела?!. Женька в тюрьме! Женьку судить будут!

— Ну хорошо, выйдешь замуж за меня.

— Ты это серьезно? — явно повеселела Клешнева.

— Только я никого не убивал.

— Нет, конечно!

— Но если ты меня в чем-то подозреваешь… Не надо меня ни в чем подозревать!

— Не буду!

— Давай спать?

— Ты не уходишь?

— А ты хочешь, чтобы я ушел?

— Нет!.. Я хочу, чтобы ты остался! И навсегда.

Судя по звукам, отнюдь не романтический гость действительно расположился на ночлег. Клешнева легла с ним, и скоро все стихло.

«Он ее убьет!» — громко сказала Мила.

От неожиданности Корней вздрогнул. Он не видел свое наказание, только слышал. И так слышал, как будто Мила находилась за стеной в одной постели с Клешневой.

«Этот Боря ее задушит! — не унималась Мила. — Он ее задушит, как задушил меня!.. Убей его!»

Корней зажмурился. Порой Мила была просто невыносима, эти ее сумасшедшие призывы убивать не просто шокировали, они бесили. И сейчас Корней чувствовал себя законченным шизофреником и сомневался в том, что не вышел из рамок реальности. История с Моргачевым закончилось покушением на падчерицу, сейчас могли задушить другую женщину, не слишком ли много совпадений? Душевная болезнь могла генерировать бред, который сейчас пропагандировала Мила. Возможно, за стеной сейчас находилась только Клешнева, дамочка спокойно себе спала в полном одиночестве. Корней перелезет к ней на балкон, выбьет стекло, ворвется в квартиру, а там все тихо, спокойно… Тот же Ямщиков засмеет Корнея.

Тихо за стеной, даже никто не ворочается. Возможно, Клешнева не одна, но не факт, что Боря собирается ее убивать. Зачем убивать, если Клешнева помешана на нем? Все знает, но будет молчать, нужен лишь правильный подход к женщине.

Но дверь на балкон Корней все-таки приоткрыл, чтобы в острый момент не возникло с ней сложностей. И персональный видеорегистратор проверил.

Время шло, за стеной ничего не происходило, сознание успокаивалось, даже Мила куда-то подевалась. Веки тяжелели, глаза закрывались, Корней боролся со сном как мог, но шум в наушниках застал его врасплох. Кто-то мычал, ворочался, скрипел диван.

— Спокойно, родная, спокойно! Сейчас все закончится! — удаляясь, прозвучал голос Бори.

Что-то стукнуло, диван перестал скрипеть, но борьба не прекращалась, она всего лишь переместилась на середину комнаты.

«Долго ты?» — пожарной сиреной взревела Мила.

Корней с тревогой смотрел на нее. Сама по себе она его не пугала, он боялся комплексной галлюцинации, когда за грань реальности выпадает все. Может, на самом деле за стеной ничего не происходит, вдруг тревога ложная.

«Давай, давай, потом жалеть будешь!» — подгоняла Мила.

Корней все-таки решился,