Не убивайте мою собаку! - Елена Булганова

поняла, что он неживой, охнула, отшатнулась, больно врезалась плечом в острый край двери. Ребята-медики — парень и девушка — живо обернулись к ней, девушка спросила грубовато:

— Ваш, что ли? Нам сказали, что он из той вон квартиры. — Она ткнула пальцем в направлении соседской двери.

Марина от потрясения и ужаса не могла говорить, только кивнула и тоже показала пальцем на соседнюю квартиру.

— Нашатырчику вам? — посочувствовал ей парень в комбинезоне.

Марина помотала головой, сделала осторожный вздох, отгоняя дурноту, спросила:

— Что… как это случилось?

— Лежал прямо у своей квартиры, его ремонтники обнаружили, — с готовностью сообщил фельдшер. — Вышли из лифта, увидели, начали откачивать, хотя он давно уже… И вызвали, странные люди, нас, реанимацию. Хотя нужно было ментов звать. Теперь мы тут паримся, время теряем. Хотя тело-то все равно переместили. И криминала никакого нет, просто вышел человек из квартиры, а сердце прихватило. Присел у стены — и привет.

Марина поморщилась от его цинизма. И одновременно испытала пьянящее облегчение от того, что бомба снова упала рядом, но не задела ее семью. Она тут ни при чем. Никто не знает и не подумает, что Михаил вышел на площадку не из своей квартиры. А чего никто не знает — того и не было.

— Мне позвонить его супруге? — спросила тихо, почти торжественно.

— Да не, ей уже сообщили. Ремонтники этого дядечку хорошо знали.

— Хорошо, тогда не буду вам мешать.

Марина захлопнула дверь, доковыляла до дивана, нырнула лицом в стопку декоративных подушек. Она так измучилась, что не испытывала даже крошечного сочувствия ни к Михаилу, ни к его семье. В голове крутилась одна лишь мысль: «Это конец кошмара — или еще нет?»

На следующий день Николай переправил семью на дачу и сразу начал подыскивать вариант обмена квартиры. Он знал, что жена умеет быть очень настойчивой, не часто, но сейчас был именно такой случай. С летнего отдыха Марина с дочкой вернулись уже в другой дом в другом районе, в шестой класс Даша пошла в новую школу.

29 мая, утро

Залаяла на улице какая-то собака, громко так залаяла — слышно было даже через плотно закрытое лестничное окно. Сумасшедшая надежда заставила Ивана нестись вниз по лестнице, совершая гигантские прыжки на поворотах. Он вдруг свято уверовал, что сейчас увидит Сандру у подъезда. Она, возможно, заблудилась в лесу, но потом выбралась в город и там сориентировалась. Хорошо, что они любили дальние прогулки и городок Саньке хорошо знаком. Сейчас он накормит ее, успокоит — и весь этот кошмар наконец закончится.

Задыхаясь, Иван ногой распахнул дверь парадного, огляделся — никого. И сразу из него словно ось какую-то вытащили, ноги стали ватными, голова тяжелой. Но расслабляться было нельзя — и он заставил себя собраться. Первым делом наведался к магазину фотопринадлежностей на соседней улице, хозяином которого и единственным работником он являлся после смерти отца. Оставил на его двери записку, что сегодня магазин не работает, а после зашагал в сторону леса.

Он без труда нашел роковое место, трава еще не разгладилась там, где лежала его Сандра — а после нее незрячая Сима. Снова облазил всю полянку, пропахал по-пластунски, разглядел вблизи каждую травинку. Ему казалось, что обязательно должна найтись какая-то подсказка, но ее, хоть умри, не было. Поднялся, постанывая от ломоты в коленях, на ноги, и начал ходить кругами, каждый круг незначительно увеличивая, и так обследовал весь массив до дорожек, его замыкающих. После повторил в обратном направлении их с Санькой ночной маршрут. Выкрикивал ее имя, метался с вопросом к каждому бегуну, велосипедисту, просто гуляющему, но никто не видел в лесу бесхозного ретривера. К девяти утра жара стала просто убийственной, только тогда Иван повернул в сторону дома.

У подъезда на солнцепеке пустовала скамейка, Ивану захотелось сесть на нее и подождать, вдруг именно сейчас Санька и прибежит. Да еще эта странная девица в его квартире, как бы не заявиться в неудачный момент, не напугать ее. И нет шанса, что она просто тихо удалится, без одежды, без обуви и без зрения, наконец. С ней еще придется повозиться.

Вспомнив Серафиму и ее подозрения, он достал смартфон, поискал информацию об упавшей с крыши девочке. Выскочило несколько ссылок, по одной вышел на статью в местной газете. На тот момент он и сам вспомнил эту историю.

Он тогда оканчивал десятый класс. Известие о так страшно и загадочно погибшей школьнице вихрем пронеслось по их небольшому городку, из уст в уста передавались ужасные подробности. Иван и несколько его приятелей без труда вычислили дом, с крыши которого упала девочка, девятиэтажек в городе тогда было немного. Ходили туда после уроков, болтались по двору и даже видели мать погибшей. Эта почти обезумевшая женщина, как им рассказали, день и ночь охраняет место гибели дочери, кидается на прохожих, на машины, несколько раз ее едва не сбили. Муж и сын поочередно выходят за ней и после долгих уговоров заводят в дом, но не проходит и получаса, как она возвращается и стоит, стоит. Иван с разными компаниями приходил туда несколько раз, и всякий раз видел ту женщину. Потом интерес ослаб и все забылось.

Смерть девочки без вариантов была несчастным случаем, в газетной заметке намекалось, что у нее случился приступ острого психоза. Неудивительно, ведь мать точно была безумной. Но какое отношение это могло иметь семь лет спустя к нему, к его пропавшей Сандре или к слепой девушке Серафиме? Любопытство заставило отвлечься от собственной беды, и, кинув последний взгляд на дорожку к лесу, Иван ринулся в парадное. Уже взбежал на один пролет лестницы, когда на повороте краем глаза заметил: из его почтового ящика, обычно пустующего, теперь призывно торчал уголок бумаги. Иван задышал тяжело, вернулся и вытянул его — обыкновенный тетрадный листок в клетку, сложенный пополам. Наискосок крупными красными буквами было написано:

«УБИЛ И СПРЯТАЛ? ЕСЛИ ЗАКИДАЛ ГАЗЕТКАМИ НА СОБСТВЕННОЙ ЛОДЖИИ, ТО ПЛОХО, ПЕРЕПРЯЧЬ. И ПОТОРОПИСЬ, ТВОЯ ПСИНА МОЖЕТ НЕ ПЕРЕЖИТЬ ДОЛГОЙ РАЗЛУКИ».

С минуту Иван простоял в оцепенении, потом сунул скомканный листок в карман и поплелся наверх, по-стариковски хватаясь за перила. Вошел осторожно, долго топтался и звенел ключами в прихожей, давая знать о своем появлении. Пока из комнаты не раздалось насмешливое:

— Да входи, тут все одеты.

Он нерешительно заглянул в комнату: Сима сидела на краю тахты с полотеничным тюрбаном на голове в халате его матери. На коленях держала поднос, медленно и аккуратно подносила чашку к губам.