Не убивайте мою собаку! - Елена Булганова

Тишина. Я слышала, как тяжело дышит Даша, некрасиво шмыгает носом. Зазвонил телефон, и Сидорова тут же заторопилась:

«Ой, меня родители потеряли, у нас билеты в кино. Все, Даш, пока-пока, побежала!»

И топот ног. А потом Даша почти упала рядом со мной на скамейку и зарыдала. Я обняла ее, девочку трясло с головы до пят, она икала, задыхалась. Я не задавала вопросов, просто гладила ее по спине. Поток слез иссяк довольно быстро — и Даша переключилась на меня:

«Вы все слышали, да?»

«Я слепая, Даш, но не глухая».

«Это все ерунда, что дура Сидорова тут наплела. Яся погибла, она была моей лучшей подругой. И соседкой по дому. Только, умоляю, не рассказывайте маме про этот разговор!»

«Даже не собиралась».

Но по пути домой бедная девочка раз за разом повторяла свою просьбу. Находила все новые доводы: мама огорчится, впадет в депрессию, потому что Яся погибла у нее на глазах. Отец наверняка затеет целое расследование, тогда как бабка просто сумасшедшая. На следующем занятии все было как обычно, больше мы к странному разговору в парке не возвращались. Я просто ради интереса порылась в Интернете, убедилась, что такая история была семь лет назад и что девочка, к несчастью, в самом деле погибла. Вот и все.

* * *

Сима замолчала, задумалась, допила чай. Иван вяло размышлял о том, что нужно ее нормально накормить и зря он, пока бродил, не додумался зайти в магазин. И еще о том, какой у нее приятный тембр голоса, слушал бы и слушал. Он даже рассказанную историю воспринял скорее как песню или поэму, слушал бездумно, зато с удовольствием. Спохватился, прогнал от начала и до конца в голове, спросил:

— И какое, я не понял, отношение…

— Понятия не имею, — развела руками Серафима. — Никакого, скорее всего. Но согласись, история странная: девочка мертва уже семь лет, но каким-то образом навещает свою престарелую бабушку. Это сильно смахивает на какую-то аферу.

— Больше смахивает на свихнувшуюся старуху, которая не сумела смириться со смертью внучки.

— Да, как ни грустно, но это скорее, — покивала Сима, и Ивану было приятно, что она согласна с ним. Он поспешил закрепить успех — предложил свою версию:

— Все же, думаю, тебя похитили, чтобы использовать вслепую… ой, прости.

— Все в порядке, это вовсе не обидное слово. Ну хорошо, использовали уже. А зачем было устраивать спектакль с ошейником, уводить твою собаку?

Сердце уже привычно заныло от упоминания Саньки.

— Я думал об этом, пока ходил по лесу. И мне пришло в голову, что похитители на самом деле не хотели тебя убивать. Наоборот, боялись, что после их медикаментозных коктейлей ты сама загнешься, а они, если их поймают, уже пойдут по статье «убийство». Но сами они возиться с тобой не имели желания или времени, потому подсунули тебя мне. Забрали мою собаку, написали послание у тебя на спине. Это чтобы я не бросил тебя в лесу, как обычную наркоманку. Хотя я бы и не бросил, к слову сказать… Но в варианте без похищения Саньки я бы просто вызвал скорую или ментов — и все дела. Не принес бы тебя к себе домой. А они проследили…

Он проговорился, и Сима сразу спросила:

— Почему ты так думаешь?

— Да потому что они мне сунули записку в ящик!

Он вытянул смятый листок из кармана, расправил, хотел отдать Симе. Но потом уже привычно спохватился и прочитал сам.

— Зачем это? — спросила девушка таким упавшим голосом, что захотелось обнять ее, успокоить.

Но Иван заранее знал, что Серафиме это не понравится. Ей нужны были ответы, а не его утешения.

— Похоже, волнуются за тебя. Видишь, пишут «перепрячь». Может, боятся, что я в самом деле что-то с тобой сделал, убил или на цепь посадил. Хотят увидеть, что ты в порядке. В общем, я мог бы проводить тебя до твоего дома, если что…

— Намек поняла, — улыбнулась Сима. — И догадка в целом рабочая. Мне нужно поскорее добраться до дому, проверить, не звонили ли мне родители. Ну, если смартфон так и дожидается меня дома. А то, может, они уже за меня выкуп заплатили, а я не в курсе.

— Точно, а теперь похитители только и ждут твоего появления, чтобы спустить на меня ментов.

— Не бойся, я тебя отмажу, — посулила девушка, и Иван перепугался — уж не приняла ли она его за труса. — А потом, мои родители крепкие орешки, они бы так быстро не раскололись. Скорее весь город бы на уши поставили.

Иван на всякий случай прислушался — не слыхать ли полицейскую сирену в окрестностях его дома. Не шаркают ли по лестничной площадке шаги готовящихся к штурму оперов? Сказал сердито:

— Я бы на их месте заплатил выкуп — и все дела. Хотя твои родители для меня вообще загадка.

— А что в моих родителях тебе кажется загадочным? — заинтересовалась Сима.

И Иван, едва успокоившись, снова ощутил себя не в своей тарелке. Озвучивать свои соображения и обижать Серафиму ему не хотелось, а для придумывания обтекаемых формулировок он слишком устал.

— Ну, согласись, немного странно выглядит, что ты вынуждена жить в другом городе, в съемной квартире. Бегать по ученикам, подвергать себя риску.

— Я не вынуждена! — Так и есть, девушка даже порозовела от возмущения. — Это мое решение.

— Я понял, но будь у меня незрячая дочь…

— Ой, прекрати! — замахала на него руками Сима. — Что за стариковские рассуждения, а?

— Я и есть старик, — хмыкнул Иван. — Ты же меня не видела. Только вчера бороду сбрил.

— Ладно, старичок, думаю, стоит кое-что тебе рассказать. Что я незрячая — это врачи поняли сразу после моего рождения, маме сказали ближе к вечеру. В ту ночь она заснула одним человеком, испуганным, раздавленным, вся в слезах, — а проснулась человеком железным. Ее не узнали собственные родители, а отец потом говорил, что был готов поверить в любую мистику о вселении в знакомое тело новой души. С того момента главной целью матери стало вырастить меня такой, чтобы все остальные казались на моем фоне инвалидами. Никаких послаблений! Я росла со странным ощущением, что я нормальная, но меня учат уживаться с людьми немощными, слабыми. Подростком всерьез думала: а вдруг я рождена сверхчеловеком, призванным спасти мир? Меня готовили к жизни, как к полету на Марс. Помимо спорта основной упор делался на развитие