Хороший, плохой, неуловимый - Николай Иванович Леонов

— Да просто, понимаешь, Лев, нам с тобой эти фигуранты годятся в дети. И вот смотрю я на них, таких устроенных в жизни, продуманных, имеющих своих мужей‐олигархов, стилистов, психологов, ассистентов, подопечных фонда, прислугу… А вижу тех, кто теряет друзей. И про страхи, которые свели этих друзей в могилу, не знают!..

— А ты уверен, что причиной смерти Юлии стал не случайный больной клиент, а страх перед человеком из прошлого, которого она хотела сделать героем нового проекта?

— У тебя, Лев, другие варианты трактовки фразы про того, «который свое внимание на нее, к сожалению, обратил»?

— Да согласен с тобой! А про того, «который был почти недоступен, а стал недосягаем», — с Баниным. Пишет, что, по словам его свидетеля, Соляйников был в числе тех, кто попал под чары своей юной студентки Юлии.

— Судя по словам подруг, можно предположить, что она отвечала ему взаимностью, — заметил Стас. — Что помешало профессору жениться на ней?

— Может, боялся после стольких лет холостяцкой жизни? Может, ждал защиты диплома и выпуска? Хотя я бы, знаешь, узнал, что там у профессора с матерью. Может, Новина не просто так изучала эту тему?

— Думаешь, она болезненно зациклилась на маменькиных сынках, потому что искала причину одиночества любимого профессора? — предположил Крячко.

— Все может быть. Женщина она была умная и красивая. — Гуров достал телефон. — Вот смотри. Ольга Валиводзь прислала их старое фото. Первая годовщина жизни на съемной квартире.

— Дом моделей Славы Зайцева отдыхает! Матерь Божья! — восхитился Стас.

— А вот они десять лет спустя. Отмечают уже в ресторане и впервые дарят друг другу подарки, которые раньше не могли себе позволить. Ольга уже с дневником.

Крячко посмотрел на фото.

— Профессора можно понять. Но у меня все равно не вяжется вот что. — Станислав задумчиво посмотрел на воду. — По словам Банина, Соляйников был принципиальным мужиком, порядочным и смелым. Так?

— Да.

— И вот он узнает, что его возлюбленная участвует в проекте по изучению экстремизма и рядом с ней трется этот склонный к насилию над женщинами Четверг…

— Кстати, отличное прозвище для субъекта.

— Ну да. Я к чему? Почему, когда открылась правда, он ничего не сделал?

— А что, если он именно за Юлию заступиться хотел? И во‐первых, поговорил с Четвергом, а во‐вторых, прикрыл весь проект?

— И тогда «Отроки во вселенной» на волне своей, пусть и частично плохой, популярности распались?

— И Соляйникову отомстили за это. Точнее, отомстил наш загадочный, кровожадный Четверг. Ладно! Сейчас дам задание Банину, — Гуров написал сообщение, — и тоже сниму стресс. Ты прав, старый друг! Горько видеть вокруг себя толпы продуманных, но бестолковых больших детей. — Сыщик снял галстук и закатал рукава. — Вторая удочка есть?

— Удочка! Ну, кто так зовет спиннинг? Ты всегда будешь генеральским сыном, Лев!..

— Посмотри, как этот генеральский сын тебя сейчас по количеству улова сделает!

— Пусть он сначала леску забросит, крючок в зад не вонзив!

— Смотри и учись!

— Бегу и падаю!

— Берегись!

* * *

Банин тяжело поднялся из‐за стола, унося с собой одноразовый контейнер с аккуратно нарезанным пирогом с курагой.

— Приходите еще! — уговаривала его соседка Соляйниковых снизу Инга Петровна Вендина.

Проведя с ней час, Павел узнал все о новых и старых жильцах подъезда одного из домов у старой набережной, в том числе психологе и университетском преподавателе Алексее Анатольевиче Соляйникове, который, как выяснилось, не всегда был старым холостяком.

— У Лешеньки была жена, — угощая Банина чаем, громковато объясняла Вендина. Рослая, в полинялых штанах и цветастой кофте, она суетилась вокруг следователя. — Ирка гуляла под нашими окнами с собачкой и, — Инга Петровна понизила голос, — кажется, с улицы Алексея Анатольевича заметила. Он всегда печатал и курил на балконе. В выходные вообще целыми днями так сидел. Вот вы свою любовь уже встретили?

— Думаю, да.

— По вам это видно. Я как‐то сразу заметила.

— Да? Спасибо. Так как познакомились, вы говорите? — попытался вернуть беседу в деловое русло Павел.

— Легко и просто. Она просто начала приводить свою крысу гадить у входа в наш подъезд. Вы вот со своей девушкой где познакомились?

— В похоронном агентстве.

Инга Петровна посмотрела на Банина с выражением «Ваша песенка спета». Он попытался оправдаться:

— Она там делает людей красивыми. Напоследок. Давайте, пожалуйста, вернемся к делу.

— Угу. В общем, Ирка сюда быстро переехала. Развела сумасшедшую деятельность. Дверь ей не та — давайте поменяем. Трубы старые — пусть скидывается весь стояк. Мусор вонючий обожала в общий коридор вынести или вообще на ковер Иванниковых из соседней квартиры поставить. Вот вам крест, раз в неделю минимум так делала! — всплеснула руками Вендина.

— Неприятно, конечно.

— Ну, мы ей объявили войну всем подъездом. Перестали здороваться. Мусор ее под дверь производительницы ставили. А потом к Алексею Анатольевичу мать на обследование приехала. Деревенская. Он же с Озерок. Ну, и началось. Только он в универ свой, свекровь с невесткой — орать… У нас люди окна в майскую жару закрывали, так слышно было. Но мать — она всегда мать. Вы вот свою мать любите?

— Разумеется.

— Представляю, — Вендина поджала губы, — как она работу вашей девушки одобряет.

— Инга Петровна, давайте, пожалуйста, вернемся к воспоминаниям о событиях начала нулевых годов.

— А че вспоминать? Мать Алексея Анатольевича все по врачам ходила. Потом слегла. Под конец не вставала уже. Он с ней возился. Иванниковым за досмотр и уколы, когда на работе был, честно платил. У него в институте, что с инвалидом живет, никто и не знал, поди. И ведь молодой мужик! Мог еще семью, детей завести! Вы вот со своей гробовщицей мальчика или девочку хотите?

Банин побагровел.

— Она скончалась весной две тысячи шестого, — спохватилась Вендина. — В марте. Алексей Анатольевич три месяца был сам не свой. А в июне погиб ни за грош. В милиции нам тогда сказали, что убийца ограбить хотел, да спугнули. Мол, кто‐то из жильцов вызвал лифт и не дождался, а кабина все же остановилась на шестом этаже. Преступник и ударил ножом Алексея Анатольевича. Но народ‐то у нас простой. По выходным лифт вызывать, да так, чтоб уйти, некому. Соседи, даже Иванниковы вот, и я сама на дачах все.

* * *

Выйдя из подъезда, где погиб научный руководитель Юлии Юнг, Банин проверил сообщения и позвонил Гурову.

— Лев Иванович, вы просили выяснить, почему Соляйников не форсировал отношения. Тут все просто. Неудачный брак (свекровь не ужилась с невесткой) и больная мать. Он ухаживал за матерью все годы, пока Новина писала у него диплом.

— Ничего не мог предложить ей?

— Думаю, так. В подъезде полно пожилых. Квартира небольшая. Даже светилу