Человек с клеймом - Джоан Роулинг

– У нее есть татуировка на лице?

– Да, – сказал Страйк.

– Это она, – сказала бармену официантка. – Та грязная, которая начала кричать.

– О, – сказал бармен, явно пересмотрев свое мнение о состоянии Страйка, хотя, по-видимому, презирая его вкус.

– Мне кажется, она не очень хорошо себя чувствует, – сказал Страйк. – Когда она здесь была?

– Час назад, что-то вроде того.

– Она оставила сообщение?

– Нет, – сказала барменша. – Она крикнула что-то про мост, а потом ушла.

– Хорошо, – сказал Страйк. – Спасибо.

Он снова вышел из паба на улицу. Что бы сделала Рена, сбежав от "Инженера"? Уехала автостопом из Лондона? Он посмотрел на мост через канал: там не было ни одной блондинки.

Он пошел дальше, и когда заметил слева от себя ступеньки, ведущие с улицы к Риджент-каналу, спустился по ним без особого понимания, зачем это делает, кроме того, что его естественный импульс при приближении к воде – взглянуть на нее, и еще потому, что ему было интересно, могла ли Рена пойти этой дорогой.

Он вышел на участок тропинки, идущей параллельно медленно текущему, грязно-зеленому каналу, так что оказался между двумя мостами: один кирпичный, для машин и пешеходов, другой железный, с железнодорожными рельсами.

Вечерний свет быстро угасал. Тени от деревьев отбрасывали на тихую воду пятна более глубокой тьмы. Одинокий лебедь медленно скользил к Страйку, его маленькие темные глазки, казалось, все понимали. Он наблюдал, как тот плывет под железным мостом, его чисто-белое оперение в тени становилось грязно-серым, а затем заметил под мостом темную, сжавшуюся массу, которая, по его мнению, вполне могла быть человеком.

Мимо Страйка пробежал бегун, нахмурившись, потому что Страйк заставил его отклониться на шаг от его пути. Он пробежал мимо чего-то, похожего на кучу тряпья, даже не взглянув на нее. Это был Лондон: если только люди не кричали о своей беде и не принадлежали к демографической группе, способной вызвать сочувствие, а иногда и тогда, их сограждане были слишком заняты, чтобы остановиться, и слишком устали, чтобы обращать на это внимание. Страйк знал это по собственному опыту. Он был слишком крупным, слишком мужественным и слишком угрожающим, чтобы вызывать защитный импульс в сердцах прохожих, что он знал по всеобщему подозрению, с которым к нему относились, когда он однажды упал на городской тротуар и не смог встать из-за того, что его подколенное сухожилие полностью отказало.

Страйк медленно приблизился к фигуре. Она свернулась калачиком в позе эмбриона, безмолвная и неподвижная, рядом с раздутым рюкзаком. Грязные руки, лежавшие на макушке немытой блондинистой головы, были сжаты в кулаки, покрытые самодельными татуировками. Фигура была маленького роста; определенно не мужчина.

– Рена? – тихо спросил он.

Она подняла глаза. Даже в полумраке мостика он видел, что ее лицо нездорово бледное и прыщавое. На нижней губе красовался уродливый герпес, а под правым глазом виднелась размытая татуировка в виде слезы.

– Я Корм…

От начала до конца утренний теракт длился восемьдесят две секунды. Сейчас все случилось еще быстрее, но реакция Страйка была мгновенной: он схватил ее тонкое запястье еще до того, как мозг успел осознать, что он увидел дуло пистолета, направил его вверх, другой рукой вырвал оружие из ее рук; она закричала и стала бить его по ногам свободной рукой, ее голос эхом разносился под мостом.

Он отбивался, стараясь не быть грубее, чем нужно, ноздри его были полны запаха ее тела; казалось, что она не мылась месяцами.

– Это я, Корморан Страйк, ты хотела со мной встретиться, черт возьми, – сказал он, схватив руку, которая наносила больше всего ударов, – это я, ты звонила мне неделями!

Смысл его слов, казалось, дошел до нее: она перестала сопротивляться, и он тут же отпустил ее, не желая быть обвиненным в нападении. Он посмотрел на пистолет, проверяя, заряжен ли он, и сразу понял, что это макет, да еще и неубедительный. Засунув его в карман, он протянул руку.

– Вставай. Ты простудишься насмерть, сидя здесь. Мы можем раздобыть еды.

– Отвали, – яростно сказала она. – Я тут останусь

– Почему?

– Хочу. За мной идут люди.

Поскольку Страйк точно знал, что Рена представляет интерес для МИ-5, он не мог приписать это убеждение исключительно Гейтсхеду.

– Ну, приятно наконец с тобой встретиться, – сказал он.

Она прищурилась, и ему показалось, что она одновременно любопытна и насторожена.

– Ты реально он? Детектив?

– Да, я, – сказал Страйк.

– Мне сказали, чтобы я с тобой не говорила.

– Знаю, – сказал Страйк. – Они думают, что я хочу создать проблемы. Но это не так. Я просто пытаюсь выяснить, что случилось с Ниаллом Сэмплом.

– Я думала, ты ищешь моего брата?

Дерьмо.

Он, конечно, видел твит Рены, где она писала, что не верит в смерть своего брата, Бена, но надеялся, что за последующие два года правда, возможно, до нее дошла. Он понимал, что эта ситуация потребует очень осторожного обращения, поскольку понятия не имел, не внушил ли ей Ниалл Сэмпл с травмой мозга ложную надежду на то, что брат жив.

– Пойдем что-нибудь поедим, – сказал он, как предполагалось, ободряющим тоном.

– Нет, – снова сказала она, все еще щурясь на него в полумраке, а затем добавила: – Ты ведь был в армии, да? Я видела это в сети.

– Да, я служил в армии, – сказал Страйк.

– Я не верю в армии. Я не думаю, что они нам вообще нужны. Я видела, что происходит.

Длительное общение с людьми, страдающими от наркозависимости и психических расстройств, в детстве научило Страйка, что если вам не нравятся быстро обостряющиеся конфликты и некрасивые сцены, то лучшей политикой, по возможности, будет спокойное соглашение.

– Да, плохие вещи происходят, – сказал он. – Почему бы нам просто немного не прогуляться?

Рена проигнорировала это предложение. Ее светлые волосы были заплетены в дреды, и Страйк не удивился бы, если бы в них ползали насекомые. Он не винил ее за физическое состояние, в котором она находилась, но удивлялся, чем занималась психиатрическая клиника, отпуская ее, хоть ему это и было удобно.

– Я думаю, он имел в виду именно это, – сказала Рена, указывая на мост.

– Кто, Ниалл?

–