Все рассказы об отце Брауне - Гилберт Кийт Честертон

бумагу, хранящуюся в здании. Солдат, разумеется, ответил, что не пустит его внутрь. На это нищий с улыбкой ответил: «Что значит внутри и что значит снаружи?» Солдат все еще презрительно глядел через решетку, когда вдруг понял, что стоит на улице и смотрит во двор казармы все на того же улыбающегося нищего; оба не двигались, но загадочным образом поменялись местами. Когда нищий двинулся к зданию, часовой наконец очнулся и закричал товарищам, чтобы те схватили наглеца. «Ты все равно оттуда не выйдешь!» — мстительно объявил он. Тогда нищий произнес своим мелодичным голосом: «Что значит снаружи и что значит внутри?» Глядь — часовой снова во дворе, а нищий — по другую сторону решетки, и в руке у него бумага.

Мистер Имлэк Смит, управляющий банком, смотрел на ковер, опустив зализанную темную голову. Сейчас он заговорил впервые за вечер:

— Бумага была важная?

— Ваши профессиональные инстинкты вас не обманывают, сэр, — с мрачной учтивостью подтвердил граф. — Бумага имела огромное финансовое значение. Последствия были международные.

— Надеюсь, такое бывает нечасто, — угрюмо произнес молодой Хартопп.

— Я не затрагиваю политическую сторону, — безмятежно продолжал граф, — только философскую. История показывает, что мудрецу доступны рычаги пространства и времени, поэтому весь мир вращается перед его глазами. Однако западному человеку трудно поверить, что дух сильнее материи.

— Я в духовных материях не силен, — бодро заметил старый коллекционер. — А вы что скажете, отец Браун?

— Меня одно удивило, — ответил маленький священник. — Все сверхъестественные деяния, о которых мы услышали, сводились к воровству. На мой взгляд, кража духовными методами не отличается от обычной.

— Отец Браун — филистер, — хохотнул Смарт.

— Мне по душе это племя, — признался отец Браун. — Филистер — всего лишь человек, который прав, хотя и не понимает почему.

— Для меня это слишком умно, — с чувством произнес Хартопп.

— Возможно, — улыбнулся отец Браун, — вам стоило бы общаться без слов, как советует граф. Он бы выразительно ничего не сказал, вы бы ответили ему всплеском молчания.

— Есть еще музыка, — сонно промолвил граф. — Она куда лучше речи.

— Да, ее я понимаю лучше, — тихо заметил молодой человек.

Бойл со странным вниманием вслушивался в разговор; за словами участников ему мерещилось нечто чрезвычайно важное. Когда перешли на музыку, обращаясь к щеголеватому управляющему банком (он был неплохой музыкант-любитель), секретарь очнулся и напомнил хозяину, что старший клерк по-прежнему ждет с бумагами в руках.

— Не сейчас, Джеймсон, — торопливо ответил Смарт. — Всего лишь небольшой вопрос по моему счету — мы с мистером Смитом обсудим его позже. Итак, мистер Смит, вы говорили, что виолончель…

Однако холодное дыхание меркантилизма развеяло фимиам эзотерического разговора, и гости один за другим начали прощаться. Только мистер Имлэк Смит, музыкант и банкир, задержался. Когда остальные ушли, они с хозяином перебрались в дальнюю комнату, где хранились золотые рыбки, и закрыли дверь.

Дом был длинный и узкий; вдоль всего второго этажа тянулся балкон. Этаж состоял из анфилады комнат, включавшей хозяйскую спальню и гардеробную, а также дальнее помещение, куда мистер Смарт уносил на ночь самые ценные экспонаты своей коллекции. Балкон, как и незапертая дверь первого этажа, служил вечным поводом для нареканий, однако старый джентльмен был осторожнее, чем казалось со стороны. Он не верил в засовы, ржавевшие, по словам экономки, без всякой пользы, но учитывал куда более важный стратегический пункт: всегда уносил рыбок в комнату за спальней и, ложась, клал под подушку револьвер. После долгой беседы с банкиром мистер Смарт вышел к Джеймсону и Бойлу, неся стеклянный шар благоговейно, словно реликварий с мощами.

Снаружи еще догорали последние отблески заката, но в доме уже зажгли лампы; в смешанном свете лазурный шар сиял, будто огромный драгоценный камень. Фантастические очертания рыб казались тенями, какие прорицатель видит в глубине магического кристалла.

Имлэк Смит смотрел из-за плеча старого коллекционера, загадочный, как сфинкс.

— Мистер Бойл, мы с мистером Смитом едем в Лондон на поезде в шесть сорок пять, — с необычной серьезностью сообщил старый джентльмен. — Я попрошу вас и Джеймсона лечь в моей спальне. Если вы, как обычно, отнесете рыбок в соседнюю комнату, они будут в полной безопасности. Впрочем, я и не думаю, будто с ними может что-то случиться.

— Случиться может что угодно и когда угодно, — с улыбкой произнес мистер Смит. — Как я понимаю, вы всегда берете в постель револьвер. Наверное, сегодня вам лучше оставить его здесь.

Перегрин Смарт не ответил, и они вместе вышли из дома.

Секретарь и старый клерк легли, как и было велено, в хозяйской спальне. Вернее, Джеймсон лег в гардеробной, но оставил дверь открытой, так что получилось практически одно помещение. Только из спальни можно было попасть на балкон и в дальнюю комнату, где стоял сосуд с золотыми рыбками. Бойл подвинул кровать, перегородив ею вход в сокровищницу, сунул под подушку револьвер, разделся и лег, чувствуя, что принял меры против всех возможных и невозможных событий. Не было особых оснований ждать обычных воров именно сегодня, что же до мистических воров из рассказа графа, если Бойл и думал о них, засыпая, то лишь потому, что из такого вещества созданы наши сны[133]. Старый клерк возился дольше обычного, но и он, высказав всегдашние опасения, улегся в постель и заснул. Луна вышла из-за туч и вновь поблекла. Серые дома по сторонам луга словно вымерли; все было тихо, пока по краям серого неба не забрезжил первый утренний свет. И тогда произошло нечто удивительное.

Бойл был