Все рассказы об отце Брауне - Гилберт Кийт Честертон

домов. Некое, возможно, иррациональное чувство подсказывало, что она горела всю ночь и лишь на заре поблекла. Бойл пересчитал здания: лампа горела в доме графа де Лара. Факт явно подтверждал какие-то смутные выводы, хотя секретарь и не знал какие.

Прибыл инспектор Пиннер с несколькими полицейскими и приступил к быстрым и решительным действиям, понимая, что сама нелепость дорогой безделушки наверняка вызовет газетную шумиху. Он все осмотрел, все измерил, выяснил, кто где был, снял у всех отпечатки пальцев, всех против себя настроил и остался с фактом, в который не мог поверить. Араб из пустыни прошел по английской дороге, остановился перед домом мистера Перегрина Смарта, где во внутренней комнате хранился стеклянный шар с искусственными золотыми рыбками, и пропел стишок, от которого шар взорвался, как бомба, а рыбки исчезли. Не утешили инспектора и слова иностранного графа — произнесенные вкрадчивым рокочущим голосом, — что границы человеческого познания расширились.

Каждый член маленького общества повел себя сообразно своему характеру. Сам Перегрин Смарт, вернувшись наутро из Лондона и узнав о пропаже, разумеется, испытал некоторый шок, однако — и это было очень в характере азартного старого джентльмена, чуточку похожего на воробья, — выказал больше живости в поисках, чем огорчения от потери. Человек по фамилии Хармер открыто негодовал, что, впрочем, трудно поставить ему в вину: он приехал купить рыбок, а рыбки упорхнули. Правда, его жесткие брови и усы топорщились не только от досады, а в настороженных глазах тлело подозрение; желтое лицо банкира (который приехал из Лондона в тот же день, хотя и другим поездом) притягивало их, как магнит. Отец Браун по обыкновению молчал, пока к нему не обратятся, ошарашенный Хартопп молчал, даже если обращались к нему.

Граф, конечно, не мог не прокомментировать случай, подтверждающий его взгляды. Улыбаясь противнику-рационалисту в манере человека, знающего, как оскорбить учтивостью, он заметил:

— Признайте, доктор, что по меньшей мере часть историй, неправдоподобных на ваш взгляд, выглядит сегодня реалистичнее, чем вчера. Человек в лохмотьях, точно такой, какого я описывал, мыслью разбивает стеклянный шар внутри дома — разве это не доказывает мои слова о духовных силах и материальных барьерах?

— Скорее это доказывает мои слова, — сухо ответил доктор, — что научное знание позволяет разоблачить подобные трюки.

— Неужто, доктор, вы можете пролить научный свет на эту загадку? — взволнованно спросил мистер Смарт.

— Я могу пролить свет на то, что граф называет загадкой, потому что никакой загадки нет, — ответил доктор. — Звук — всего лишь колебания воздуха, и определенные колебания могут разбить определенное стекло. Граф уверяет нас, что на Востоке общаются силой мысли, однако тот человек вовсе не думал: он пропел песенку, а затем извлек из своего инструмента высокую ноту. Очень похоже на эксперименты, в которых подобным образом разбивали стекло особого состава.

— И что, в тех экспериментах тоже бесследно исчезали тяжелые куски золота? — весело поинтересовался граф.

— Вот идет инспектор Пиннер, — сообщил Бойл. — Полагаю, он сочтет научное объяснение доктора такой же сказкой, как и мистическое объяснение графа. Мистер Пиннер настроен очень скептически. Кажется, я под подозрением.

— Мы все под подозрением, — отозвался граф.

Именно подозрения инспектора Пиннера заставили Бойла обратиться за советом к отцу Брауну. Они вместе прогуливались вдоль луга; с утренней кутерьмы прошло уже несколько часов. Священник слушал, задумчиво глядя себе под ноги. Внезапно он остановился и произнес:

— Видите? Кто-то недавно вымыл мостовую — маленький кусочек перед домом полковника Варни. Интересно, когда это произошло?

Отец Браун взглянул на дом, высокий и узкий. Солнце ярко освещало фасад, и по контрасту щели под некогда яркими, но уже выцветшими жалюзи казались почти черными.

— Это ведь дом полковника Варни? — спросил патер. — Если не ошибаюсь, он тоже какое-то время жил на Востоке. Что он за человек?

— Я его не видел, — ответил Бойл. — Его никто не видел, кроме доктора Бердока, да и тот без надобности к полковнику не заглядывает.

— Что ж, я загляну к нему сейчас, — решил отец Браун.

Большая входная дверь открылась и поглотила маленького священника, а секретарь остался стоять, ошалело глядя на нее, словно гадал, откроется ли она снова. Довольно скоро она и впрямь открылась; отец Браун вышел, по-прежнему улыбаясь, и засеменил дальше по квадрату дорог. Он будто позабыл, о чем они говорили; его дальнейшие замечания относились к истории деревушки и к тому, что тут собираются строить. Он что-то сказал о красном грунте, который насыпали перед банком на месте будущей дороги, затем глянул на луг и проговорил:

— Общинная земля! Как я понимаю, здесь местные жители пасли бы гусей и свиней, будь у них свиньи и гуси, а сейчас тут благоденствуют только крапива и чертополох. Как обидно, что большой красивый луг превратился в жалкий пустырь! Этот дом напротив, он ведь принадлежит доктору Бердоку?

— Да, — подтвердил Бойл, чуть не подпрыгнув от такого внезапного перехода.

— Отлично, — сказал отец Браун. — Думаю, нам пора вернуться под крышу.

Пока они входили в парадную дверь мистера Смарта и поднимались по лестнице, Бойл еще раз подробно пересказал утренние события.

— Я полагаю, вы не задремали снова и у вора не было возможности взобраться по балкону, пока Джеймсон запирал дверь? — спросил отец Браун.

— Нет, — ответил Бойл. — Я проснулся от того, что Джеймсон окликнул незнакомца с балкона. Я слышал, как он сбежал по лестнице и задвинул засов; в следующую минуту я уже сам был на балконе.

— Не мог ли вор проникнуть через другую дверь? Есть