Сосуд порока. Гиляровский и Станиславский - Андрей Станиславович Добров

— А кто вы такие? — произнес он высоким и очень неприятным голосом.

— Я владелец золототканой фабрики Стани… Алексеев, — Константин Сергеевич назвался своим природным именем, а вовсе не Станиславским — тем псевдонимом, который он использовал для публики, — А со мной журналист Владимир Гиляровский.

Офицер откашлялся.

— Ну… а Евсюков вам зачем?

— По делу, — сказал я. — Вопросы к нему имеем.

— По какому делу?

Я замялся, а потом решил выложить всю правду.

— Я подозреваю его в том, что он владеет информацией о печати неподцензурной книги, подписанной моим именем.

— Какую книгу? А! «Сосуды порока»? Эта, что ли? — спросил офицер.

— Именно.

— Хорошая книга, да только безцензурная, помню.

Потом полицейский посмотрел на мужика.

— Так они пришли до того или после?

— После. Но, думаю, что-то тут не то. Я их и запер, — ответил коренастый. — Мало ли что. Думаю, подожду вас… на всякий… Черт его знает, что их принесло.

Офицер снова посмотрел на нас. В глазах его ничего нельзя было прочитать. Они оставались служебно пустыми. Настоящие полицейские глаза.

— Значит вам нужен Евсюков? Ладно, покажу вам его. Идемте.

Мы переглянусь со Станиславским и двинулись за офицером. Он недалеко провел нас по коридору, распахнул еще одну дверь и сказал:

— Вот он.

Глава 6. Один как прежде… и убит

Это был морг. Несколько столов пустовало. Только на одном лежало тело старика, едва прикрытого простыней. Край его свешивался до пола. Короткая борода торчала вверх, словно знамя проигранной кем-то битвы.

— Это Евсюков? — спросил Константин Сергеевич.

— Нет, — сказал коренастый мужик. — Это красильщик Фоменко. А Евсюков — он чуть дальше.

Я вошел в морг и наконец увидел Мирона Евсюкова. Он сидел на полу, облокотясь о стену, уронив голову на грудь. По его замызганному белому халату стекала кровь из раны на груди. Да… допросить его нам не удастся. Евсюков был мертв. Я услышал звон. Станиславский носком ботинка перекатил разбившуюся бутылку.

— Это он выпивать сюда приходил, — сказал коренастый, — не стесняясь покойных.

— Вот и ваш Евсюков, — полицейский развел руками. — Убит. И, судя по всему, не вами, если вы пришли уже после. Нет, если бы вы пришли час назад… это тогда было бы другое дело. А так…

— А кто его убил? — спросил Станиславский, нахмурясь.

— Ну… уже не этот Фоменко, — усмехнулся офицер, — он тоже мертв. Николаич, — он обратился к мужику, — кто еще приходил сюда?

Тот развел руками.

— А черт его знает! Я его нашел. И позвонил вам.

— Вот! — сказал офицер. — Казалось бы, народ у нас темный, а звонить по телефону все-таки обучен уж как-то. Это прогресс. Если честно, я и сам пока что звонить не могу, все время дежурного прошу. А дело-то не хитрое. У нас в городе всего пять аппаратов. Здесь, у нас в отделении, у градоначальника… и еще есть адреса.

Я присел перед телом Евсюкова и посмотрел на рану.

— То есть, — сказал полицейский, — вероятно, кто-то зашел, убил Евсюкова, а потом то ли ушел, то ли подождал, пока ты побежишь к телефону. И тоже ушел.

— Рана какая-то странная, — пробормотал я. — Чисто в сердце. Клинок узкий. Нож с тонким лезвием?

— Я тоже нигде не вижу этого ножа, хотя и осмотрел все вокруг, — подал голос Станиславский, — стало быть, убийца забрал его с собой.

— Не хотел оставлять следов.

— Так-так-так… — пробормотал режиссер. — Не хотел оставлять следов.

Я приподнял голову Евсюкова за подбородок. Он был уже в возрасте, с седыми усами и мешками под глазами. Очень худой.

— Нет никакого ужаса или боли. Смерть наступила мгновенно.

Офицер прикрикнул на меня:

— Нут-ка! Положьте голову обратно! Сейчас буду вызывать группу. И вообще, выходите отсюдова. Я вас пустил только потому, что он, — полицейский указал на коренастого, — задержал вас безвинно. Посмотрели на своего Евсюкова? И до свидания!

— А дверь не запирается? — спросил Станиславский Николаича.

— В морг? Нет. Тут вообще двери не запираются, если только не в кабинет доктора и на склад с лекарствами. А в морг зачем? Кто сюда из посторонних ходить будет? Вот если бы тут не морг был, а женская баня, тогда бы точно дверь запиралась. А морг…

— Верно.

Я встал и обратился к офицеру.

— А когда будут результаты расследования? Как мне узнать?

— Это, простите, не ваше дело, — ответил тот.

— Понятно.

Мы со Станиславским вышли из казармы и медленно пошли в сторону театра.

— Так странно… — медленно проговорил Станиславский. — Мы едем поговорить с Евсюковым, а его тут же убивают.

— Ну, если честно, то это могло быть и совпадение, — ответил я. — Убил кто-то из местных. Случайно или преднамеренно, но только не из-за нас. Совпало просто. Нет?

— Не похоже, — покачал головой Константин Сергеевич. — Пьяная драка? Убийство из-за женщины? Ссора из-за денег?

— Убили чисто, — кивнул я. — Можно сказать, профессионально. Один укол и сразу в сердце. Ножа нет. Конечно, всякое может быть, но, похоже, за нами кто-то следит.

Станиславский резко остановился и оглянулся.

— Если и следит, то не так грубо, — заметил я. — Но сама история с книгой теперь, как вы понимаете, это уже…

— Это теперь серьезно, — вздохнул Станиславский, — Мы ничего не нашли, кроме разве что мертвеца. Который мог что-то знать… Да еще и непонятно, что он мог знать. Что за человек, который приезжал сюда, заказать печать книги? Ответа нет.

— Ботаник? — предположил я.

— Который говорил про ядовитые растения…

— Он точно знал, что мы едем в Тверь.

Станиславский поморщился.

— Странный человек, я вам уже говорил.

— Но если это точно ботаник, может, мы на него наговариваем?

Мы уже подошли к дверям. Станиславский взялся за ручку и потянул. Дверь открылась.

— Тут действительно ничего не закрывается на ключ, — сказал он.

— Потому что это не женская баня.

— Хорошо, сейчас я вам расскажу про ботаника.

Мы вошли в темный вестибюль, потом в фойе. Никого не было.

— Вот это, наверное, двери в зал, — сказал Станиславский. — А ничего тут, красиво. Хотя и темно.

— Да уж.

Он подошел к резной двери, открыл ее.

— Точно. Это зал. Войдем? Присядем ненадолго?

Зал был небольшой. Занавес сцены был открыт. Станиславский сел в кресло третьего ряда. Я рядом с ним.

— Теперь я спокоен, — сказал Константин Сергеевич. — Морозов построит нам просто отличное здание.

— А вы этот театр подробнее посмотреть не хотите? Там… сцена, машинерия?

— Нет. Я все запахом чую.

— Запахом?

— Да! Я просто чую запахом, что все здесь хорошо. Все на местах. Все работает. Здесь хорошая вентиляция и… — Он приставил руку ко рту и негромко вскрикнул. — Вот, и акустика здесь хороша. За театром следят. Сцену чистят, машины… вон там сверху колосники… все в отличном состоянии. И на пол