Коллекция Энни Мэддокс - Шарлотта Брандиш

дверную ручку, она обернулась: – Мисс Эппл любит нас с Дороти больше всех, мы её семья, она сама говорила, а вы здесь пришлая, вам на нас плюнуть и растереть. Так что отцепитесь от меня, мисс, и не лезьте не в своё дело. Всё равно вам никто не поверит.

***

Бекки ушла, оставив после себя лёгкий запах театрального грима, и Оливия, по-прежнему не зажигая света, закатала рукава блузки и пустила холодную воду. Она умывалась, пока от ледяных струй не начало щипать кожу, потом оперлась обеими руками на умывальник, и долго так стояла, мысленно раскладывая перед собой карточки с портретами подозреваемых.

Версия инспектора разваливалась на глазах. Воскреснувший из мёртвых Томас, упрямая Бекки, не понимающая, в какой опасности она очутилась, записная книжка мисс Эппл – новые фрагменты головоломки казались лишними в этой мозаике, но только на первый взгляд. Не хватало всего нескольких деталей, чтобы картина произошедшего в Сент-Леонардсе предстала в своей трагической ясности, и Оливия была полна решимости отыскать их любой ценой.

Чтобы ничего не упустить, по давней детской привычке она обращалась в своём внутреннем монологе к брату. Воображаемый Филипп вёл себя много сговорчивее настоящего и почти не возражал, внимательно слушая приводимые ею доводы, а когда они иссякли, Оливия промокнула лицо полотенцем и отправилась наверх.

***

Пока она предавалась размышлениям, дети разошлись по дортуарам, и Сент-Леонардс окончательно уснул. Коридор третьего этажа, где находились спальни женского персонала, заливал лунный свет, из комнаты мисс Чуточки доносился ритмичный тоненький храп, и громко тикали часы на стене, приближая наступление утра, хотя ночь ещё длилась, не сдавая своих позиций. Вскрикнула ночная птица за окном, и Оливия вышла из оцепенения, заторопилась исполнить задуманное.

Она вошла в комнату Энни бестрепетно, не отвлекаясь на сожаления о горькой судьбе несчастного изломанного ребёнка, и принялась за дело. Аккуратно придерживая каркас кровати и отвинчивая железную ножку, Оливия усмехнулась: ну кто бы мог подумать, что опыт жизни в пансионе, где царили почти казарменные порядки, ещё не раз ей пригодится? Так и есть – в полом цилиндре явно что-то было.

Оливия перевернула его, подставив ладонь – но из него ничего не выпало. Подойдя к окну, она вгляделась в содержимое, попыталась подцепить его ногтями, чтобы вытащить наружу, и опять безуспешно. Пришлось взять с подоконника вязальный крючок и удвоить усилия.

Простая тетрадь в коленкоровой обложке, туго свёрнутая в рулон, с трудом покинула свой тайник. Оливия внимательно пролистала её, разложив на подоконнике под светом фонаря – сплошь непонятные значки и таблицы, в которых фигурировали исключительно женские имена. Все они принадлежали старшим воспитанницам Сент-Леонардса, и напротив каждого имелись сокращённые пояснения на латыни.

Оливии понадобилась ещё полчаса, чтобы отвинтить остальные ножки, а после вернуть их на место. Улов пополнился письмом от профессора психиатрии, адресованном мисс Лавендер, медным ключом на витом шнурке и моточком золочёной проволоки. Даже покинув мир живых, Энни продолжала игру в подсказки, уже не требуя взамен ничего, кроме справедливого возмездия своему убийце.

***

Забрав с собой тетрадь и прочие мелочи из коллекции Энни, Оливия поспешила прочь. Шаги её были легки и беззвучны, и ни одна ступенька не скрипнула под её ногами. Дождь давно закончился, и луна заглядывала в приютские окна, наполняя коридоры серебристым свечением.

Табита, считающая ночные прогулки по Сент-Леонардсу лишь своей прерогативой, недовольно зашипела, когда Оливия вошла в кухню и принялась шарить в ящиках буфета. Устроившись на кухонном столе, кошка прекратила намывать задранную лапу и уставилась на пришелицу с обескураживающим нахальством.

– Ну и влетит же тебе от миссис Мейси за такое… – шёпотом заметила Оливия, вынимая из ящика нож с узким лезвием.

Устав бродить в полумраке, она взяла из кладовой свечу и зажгла её с третьей попытки. Руки дрожали. Даже собственное дыхание показалось ей оглушительно громким.

«Ничего, я просто проверю, – успокаивала она себя мысленно, пока добиралась до зала, где хранились готовые заказы. – Все спят, никто меня не увидит. Завтра такой возможности уже не будет, значит, я должна сделать это сейчас».

 Запереть комнату не успели. Дверь подалась с лёгким скрипом, и в зеркалах, установленных между панелями, отразился дрожащий огонёк свечи.

Кукольные домики стояли у дальней стены. Подготовив их к отправке на континент, каждый упаковали на совесть в толстую обёрточную бумагу и перевязали бечёвкой. Через несколько часов им предстояло навсегда покинуть Англию, увозя скрытую в них тайну.

Оливия выбрала крайний, разрезала ножом бечёвку. Развернув пять бумажных слоёв, она поставила домик перед собой и указательным пальцем крутанула латунный крючок по часовой стрелке.

Анна Болейн – в расшитом серебряной нитью платье и французском арселе, сияющем от обилия жемчужных бусинок, восседала на изящном креслице и, склонив головку к плечу, рассматривала себя в зеркало. Её миниатюрные фарфоровые ладони смиренно лежали на коленях, но взгляд куклы, обращённый к своему отражению, казался лукавым и хищным.

– Вы уж простите, ваше обезглавленное величество, мне оно сейчас нужнее, – с этими словами Оливия забрала из домика зеркальце в проволочной окаёмке и уселась на пол прямо тут, возле стеллажей.

С обратной стороны безделушки виднелись крошечные пузырьки. Оливия поднесла зеркальце к носу – клей был свежим.

– Семь зеркал разбей – к удаче! – напевала она про себя, пока кончиком ножа искала зазор между двух зеркальных пластинок. – Счастье ждёт нас…

Золочёная рамка мешалась, и Оливия решила ею пожертвовать. Отогнула лапки креплений, безжалостно смяла проволоку, поддела лезвием одну из пластинок, и в руках у неё оказалось то, из-за чего был похищен Филипп и убита несчастная Энни Мэддокс, ценой жизни оплатившая свою любовь к чужим секретам.

***

Пошатываясь от усталости, Оливия возвращалась к себе со странным ощущением нереальности происходящего. Теперь она знала, кто убийца, но знание это будто лишило её необходимой опоры. Потрясение оказалось так велико, что и стены, и пол под её ногами качались, точно она пересекала пролив на утлом судёнышке без капитана и команды.

Чудовищная ложь и не менее чудовищный поступок человека, которому она доверяла, лишили её веры в справедливость мироустройства. Веры, в которой Оливия, как многие очень молодые люди, с детства лишённые родительской заботы, на самом деле остро нуждалась, не признаваясь в этом даже самой себе. И вместе с верой в её сердце угасла надежда на то, что Филипп всё ещё жив.

Она потрогала лежащую в кармане улику, изобличающую преступника. Задула свечу, толкнула дверь своей комнаты, закрыла её на задвижку и какое-то время просто стояла, размеренно дыша и отгоняя подступившую панику.

На полу возле кровати маслянисто поблёскивало пятно.