Смерть в салоне восковых фигур - Лев Брусилов

– А вдруг он пойдёт в квартиру на Дегтярной? Колбасов расскажет, что к нему приходили из полиции, опишет нас, и Головня будет сидеть там безвылазно, – предположил Кочкин.

– Да, похоже, ты прав, – согласился полковник. – Тогда нам нужно разделиться: я сейчас пойду в сыскную, а ты бери пролётку и гони на Дегтярную. Поговори с Колбасовым, предупреди, чтобы молчал, в противном случае… Ну, да ты и сам знаешь, что сказать! Хотя мы, конечно же, сильно рискуем… Колбасов, как я понял, такой, что вода у него не удержится.

– Не проболтается, я на него такого ужаса наведу, что рыбой молчать будет! – заверил начальника Кочкин.

– Это и подозрительно! Если Головня решит наведаться на Дегтярную и его встретит молчаливый Колбасов, тот самый, который всегда болтал без умолку, это может насторожить нашего ловкача… Давай сделаем иначе, чтобы нам было спокойно: ты поезжай сейчас на Дегтярную и вези Колбасова в сыскную. Заведи его с чёрного хода, пусть пока посидит у нас в караульном помещении под присмотром. А я тем временем отпущу Головню.

– А под каким предлогом? – спросил Кочкин.

– Ну, скажешь, что под протоколом нужно будет расписаться! Привезёшь, дашь какую-нибудь бумагу, или сам напишешь… да что я тебе объясняю, ты сам всё это знаешь.

Известие о своём освобождении Головня встретил спокойно, даже слишком, не выказывая ни радости, ни удивления, принял всё как должное. Усы вновь красовались на его лице.

– От службы на время разбирательства вы отстраняетесь. Вы не должны покидать Татаяр без особого на то разрешения, в остальном вы совершенно свободны!

Следили за Тимофеем внештатные агенты, о которых в сыскной никто, кроме начальника и чиновника особых поручений, не знал. Эти агенты делом должны были показать, что они способны служить в сыскной полиции.

Как и следовало ожидать, Головня, выйдя из сыскной, повёл себя осторожно. Вместо того чтобы быстро бежать домой, он принялся не спеша расхаживать по городу. Постоянно озирался, останавливался, сворачивал в переулки, иногда переходил на бег, разворачивался посреди улицы и шёл в обратном направлении. Словом, проверял, нет ли за ним слежки. Убедившись, что за ним никто не следует, он наконец пошёл домой. Но, к разочарованию Фомы Фомича и Кочкина, которые знали обо всех его перемещениях, пошёл на Дегтярную. По всей видимости, Головня, не обнаружив слежки, всё же чувствовал, что фон Шпинне не просто так отпустил его, поэтому, наверное, и решил не рисковать. В квартире на Дегтярной он пробыл недолго. В комнату Колбасова не стучался, прошёл мимо. После этого снова вышел на улицу и ещё некоторое время плутал по городу, петляя по всяким малопривлекательным местам. Наконец, убедившись, что к нему никого не приставили, отправился, как вскорости стало понятно, на свою настоящую квартиру. Она находилась в Тенищевском переулке, в доме Ключникова, на втором этаже трёхэтажного особняка. Но перед тем как войти в дом, он купил в лавке напротив две бутылки водки вдовы Поповой, которая именовалась в просторечии «вдовьей слезой», бутылку десертного вина и ещё конфеты. Сладкое вино указывало на то, что агент собирается встретиться с женщиной – то ли с любовницей, то ли с проституткой.

– Дадим ему эту возможность? – спросил у начальника сыскной Кочкин.

– Какую возможность? – не понял тот.

– Провести время с зазнобой, расслабиться, или прямо сейчас нагрянем, чтобы застать врасплох?

– Нет, мы сделаем ещё коварнее…

* * *

Головня не спеша вошёл в дом и вскорости снова вышел на улицу, но уже с пустыми руками. Вёл себя спокойно, не озирался, кликнул извозчика и велел ехать на Запрудную, тихую тенистую улицу. Остановились возле небольшого дома, сложенного из серого с белыми прожилками камня, крытого осиновым тёсом. Головня из коляски не выходил. Через некоторое время из калитки дома вышла и села в пролётку пышнотелая молодка, одетая в атласную красного цвета блузу и широкую зелёную юбку; на голове шаль, лица не разглядеть, она его стыдливо прикрывала концом платка. Вернулись в Тенищевский переулок. Головня расплатился с извозчиком и помог спутнице выбраться из пролётки. Когда поднимались по лестнице на второй этаж, женщина споткнулась и чуть не упала, но Головня вовремя подхватил её под руки. Она только и успела, что ахнуть. Но это был не последний «ах» на сегодня. Подойдя к квартире, Тимофей достал ключ, открыл и пропустил женщину вперёд, сам же задержался в коридоре. Его привлёк доносящийся снизу шум, но тут спутница ахнула второй раз, даже вскрикнула.

– Что случилось? – Головня метнулся в комнату и тоже чуть было не ахнул. За накрытым столом сидел начальник сыскной полиции фон Шпинне и внимательнейшим образом изучал винную этикетку.

– А вино не очень! – постучал ногтем по бутылке. – Что глаза таращишь, удивлён?

– Но как вы здесь оказались? – Головня хоть и старался держать себя в руках, но его заметно потряхивало: выдавал голос, и ладони дрожали.

– Хм… Да вот не поверишь, совершенно случайно. Заблудился, стал двери дёргать, а тут открыто, вошёл, никого нет, – смотрю, стол накрыт. Ну, думаю, угощусь, пока хозяин отсутствует, а потом сбегу. Но видишь, незадача какая, не успел. Застал ты меня, так сказать, на месте преступления. Но вы, господа хорошие, не стесняйтесь, проходите, садитесь, вы же у себя дома.

Женщина, которую привёл Головня, молча стояла и боязливо поглядывала то на своего спутника, то на незнакомца, вольготно рассевшегося за столом.

– Что-то лицо мне твоё знакомо! – глядя на женщину, сказал начальник сыскной.

– Так это Палашка, сенная девка купца Пядникова! – раздался из парадного голос Кочкина, и Головня с Палашкой одновременно обернулись.

– И вы здесь, ваше благородие? – спросил агент у чиновника особых поручений.

– Да, вот, забыл у тебя кое-что уточнить…

– Так эта… – начал Головня.

– Что? – перебил его Меркурий.

– Может, отпустим женщину, пусть себе идёт. Она здесь ни при чём, у нас с ней просто любовь. Зачем её втягивать?

– Да она уже втянутая по самую макушку! – бросил из-за стола Фома Фомич. – Пусть остаётся, к ней тоже вопросы есть. Меркурий Фролыч, закройте, пожалуйста, дверь. А ты, Тимофей, садись, разговор у нас будет серьёзный. Ты тоже, Прасковья, ноги не труди, присаживайся. Мы-то думали, убили тебя, голову отрезали, а ты вот оказывается – живая! Лишний повод для радости.

– Я не понимаю, что случилось, вы же меня отпустили, – проговорил Головня. Голос был тихим, и вёл агент себя совсем не так, как в сыскной на допросе, было видно – чего-то боится. И не внезапности появления в его доме начальника и его помощника, а чего-то другого, глубоко спрятанного.

– Да