Смерть в салоне восковых фигур - Лев Брусилов

придвинул, то ли ещё что… А может быть, сам Пядников ей об этом тайнике рассказал. Долго ходила – может, месяц, а может, и все два, нам это неизвестно, – приглядывалась, присматривалась, всё думала, как бы ей денежки эти, да ещё и драгоценности, присвоить, руки чесались, даже липкие становились. Вот с ним, с полюбовником своим Головнёй, делилась, совета спрашивала, и непонятно, чем бы это всё закончилось, может быть, украли бы вы деньги и убежали. Но тут произошло то, что кроме как счастливым случаем назвать нельзя. В один из дней на пороге салона появился человек, назвался приказчиком Егоровым. Явился рано утром, по этой поре в салоне была одна Палашка, она-то гостя и встречала. Ему было недосуг хозяина дожидаться, спешил куда-то, потому он и передал всё, что привёз, сенной девке. И рассказал, что это и для чего. Они когда упаковывали фигуры, забыли вторую голову турчанки Гуль. Да-да, у турчанки было две головы. Ведь для лучших сборов в салоне разыгрывали целое представление. Приказчик тамошний вёл посетителей и рассказывал о фигурах, останавливался возле турчанки и говорил о её преступных наклонностях, мол, так и так, по ночам превращалась в мужчину и поедала младенцев. Ну никто, понятное дело, не верил, все смеялись. Потом приказчик отвлекал клиентов, уводил их в другой конец салона, а в это время двое рабочих закрывали Гюль ширмой и меняли голову. Ширму убирали, давали знак приказчику, и тот снова вёл публику мимо турчанки Гюль. Если никто не обращал на фигуру внимания, специальный человек, который следил за всем этим – женщина, говорила испуганно: «поглядите на Гюль!» Ну, и тут начиналось… В общем, весело у них было. И вот всё это приказчик Егоров рассказал сенной девке Палашке. Он даже и не думал, что его исполнительность приведёт к смертям двух человек. Палашка слово в слово передала это своему полюбовнику – Головне. Вот и составили они план, и всё у них получилось. И купца со свету сжили, да так, что комар носу не подточит, доктор Викентьев сделал заключение – сердечный приступ! И денежки к рукам прибрали. А если бы они ещё догадались руки Пядникова проверить! Может быть, и не было бы никакого следствия. Только другое – о загадочной смерти городового Сиволапова. Но кто бы эту смерть связал со смертью Пядникова? Но это ведь не конец истории, всё у них, – начальник сыскной указал обеими руками на притихших Головню и Палашку, – получилось бы, но тут, на беду, появился Сиволапов. Вот он и увидел, как накануне смерти Пядникова Палашка с Головнёй прятали в шкафу для уборки эту голову. Так, Прасковья? – спросил, глядя на сенную девку, фон Шпинне.

– Не знаю я!

– А я знаю, именно так! И ещё я знаю о том, о чём он не знает, – Фома Фомич ткнул пальцем в агента, – полюбовничек твой – Головня.

– О чём это он не знает? – зло, по-змеиному прошипела Палашка.

– О том, что благоволил к тебе хозяин твой покойный – Пядников, да и ты ему отвечала взаимностью. Да и как по-другому, хозяин всё-таки. И что устраивали вы с ним по ночам в салоне промеж фигур непотребства да баловство всякое. Он тебе велел платья разные примерять да ходить в них перед ним. Сиволапов это всё видел, да и Зрякин тоже наблюдал. Но ты-то баба хитрая, дурой только прикидывающаяся, старалась чуть поодаль от свечи держаться, понимала, что кто-нибудь, да и подсматривает. Но боялась ты не городового со Зрякиным, а вот его, Головню.

– Это что, всё правда? – сверкая глазами, глянул на Палашку агент.

– Правда! – бросила девка и отвернулась от Тимофея.

– Так вот, – продолжил начальник сыскной, – на чём я остановился? Да! Городовой вначале ничего не понял или понял, но только частично, когда вы накануне головы примеряли да потом прятали. Он и отказался от ночного дежурства, чтобы не попасть под подозрение, потому что видел в салоне тебя, Тимофей, и знал, что ты из сыскной полиции. И, скорее всего, пришёл той ночью к салону уже в гражданском платье и видел, как Палашка перед приходом туда купца заменила голову турчанки вот на эту. Потом, когда с Пядниковым случился удар, она снова поменяла головы. И она же погасила свечку, а не надо было. Городовой всё это видел, восковую голову следующей ночью выкрал, благо знал, где Палашка её спрятала. В салон пробраться было несложно, я сам туда инкогнито ходил.

– А как они, – Кочкин кивнул в сторону Головни и Палашки, – узнали, что голову выкрал Сиволапов?

– А тут уже надо спрашивать у нашего агента. Ты, Тимофей, как узнал, что вторая голова Гюль со следами пальцев находится у Сиволапова?

– Ничего я не знаю, всё напраслина, вы нас, господин полковник, подложно обвиняете, ничего этого мы не делали! – проговорил агент, буйно мотая головой.

– Не делали, всё неправда! – стала подпевать ему Палашка.

– Вы тут ни при чём, да? – кивнул Фома Фомич и рассмеялся. Потом, повернувшись к Кочкину, сказал: – А узнал Головня о том, кто у них утащил вторую голову турчанки, в Сомовске, когда они с Бобриковым следили за Сиволаповым и подслушали разговор, где городовой рассказывал Коломятову об отрезанной голове. Правда, становой пристав посчитал это пьяными выдумками. Тогда-то, наверное, и родился у Головни план, как пробраться в квартиру Сиволапова. Как следствие запутать, как станового пристава приплести… Напридумывал он всякого. И бабой переодевался, и Коломятова в доходный дом поселил, а потом пустил его по всему Татаяру квартиры менять, а он там в Сомовском уезде по деревням мотается и ни слухом ни духом. А уж в донесениях о слежке какую фантастику писал, любо-дорого, то Коломятов пошёл туда, то Коломятов пошёл сюда. Палашку в баню посылал, чтобы совсем нас с толку сбить. Но допустил ты, друг ситный, – начальник сыскной повернулся к Головне, – несколько ошибок. Первое: тебе не нужно было упоминать ни живодёрню, ни парикмахерскую Кулибабы. Ты же там был, и тебя люди запомнили и рассказали, что человек, похожий на Коломятова, туда не приходил, а вот другой, похожий по описанию на тебя, был. И вторая ошибка заключается в том, что пошёл ты на рынок к торговцу воском, и именно к тому самому, что иногда Меркурию Фролычу кое-что сообщает, и ты знал об этом, потому и пошёл именно к нему, переодевшись бабой, чтобы торговец рассказал об этом Кочкину. Хотел, наверное, нас совсем запутать. Женщину с улицы Аграфены Купальницы чуть под монастырь не подвёл. И третья ошибка заключается