Отстойник душ - Денис Нижегородцев

теле Двуреченского-Гнойного! Но я никакой не Двуреченский! И тем более не Корнилов! Я докажу, что я — это не они! Как только появится такая возможность!

Бедный Бурлак мог бы возмущаться еще долго, безуспешно пытаясь опровергнуть поговорку, что после драки кулаками не машут. Но подошел зевающий Дуля. С прежней наивной улыбкой ребенка опроверг слова Бурлака о том, что тот «никакой не Двуреченский», добавив, что еще днем тот представлялся ему именно Викентием Саввичем и даже предлагал в подтверждение своих слов денежные знаки.

После этого Александр Александрович беззлобно, но твердо сообщил, что отправляет попаданца под «домашний арест», то есть заточение в трюме, до самого конца поездки. Да еще и под неусыпное око Дули.

5

А через три недели Юра Бурлак, известный в определенных кругах еще и как Викентий Двуреченский, впервые переступил порог московского подвала, где располагалась штаб-квартира СЭПвВ в 1913 году. Пройдя через пару неприметных дверей, он оказался в полутемном помещении, по углам которого коптили керосиновые лампы, а в воздухе ощущался запах плесени.

Во главе стола сидел Монахов. Но, представившись для протокола, тут же уточнил, что не возглавляет резидентуру, а является исполняющим обязанности старшего инспектора после отстранения от этой должности Корнилова-Двуреченского.

— Итак, господа, мы собрались сегодня не для того, чтобы обсуждать погоду или последние сплетни о Распутине. Перед вами Викентий Саввич Двуреченский, он же наш бывший коллега Игорь Иванович Корнилов. Все вы знаете, почему он здесь. Однако я позволю себе кратко напомнить предысторию…

После чего Монахов рассказал немало интересного. Когда-то Корнилов был на хорошем счету и в ФСБ, и в СЭПвВ, побывал во множестве горячих точек, причем в данном случае под ними понимались командировки в разные времена. Был даже одним из рекордсменов по этому показателю. Однако со временем захотел вольной жизни, продался за медяки и почти сбежал в Америку, кинув всех своих сослуживцев.

— Его предательство — это не просто демарш отдельного дезертира, отдельного вольного ландаутиста, каких много. Но Корнилов такой один. И это удар по нашей работе, всей нашей службе, по всем тем, кто верит в идеалы, за которые мы боремся. — В отличие от разговоров на пароходе, Монахов уже меньше напоминал усталого бюрократа, которого заставили конвоировать бывшего товарища под угрозой получить дисциплинарное взыскание в случае отказа. Сан Саныч сам стал похож на карающий меч правосудия.

Продолжая рассказывать о грехах Корнилова, он напомнил, что тот, как паук, свил вокруг себя в прошлом целую сеть. И если изначально агенты должны были работать на «центр», со временем они начали действовать и в интересах самого Игоря Ивановича. Случилось это, конечно, не сразу. В дореволюционной России Корнилов в теле Двуреченского впервые появился в начале 1908 года, аккурат когда Московскую сыскную полицию возглавил умница Кошко. По заданию из будущего инспектор начал входить в доверие к Аркадию Францевичу и постепенно стал его правой рукой. А одновременно собрал вокруг себя бандитов, которые должны были помогать в осуществлении мероприятий СЭПвВ. Прежде всего, имеется в виду Макар Свинов, известный также как Хряк, и, конечно, Матвей Иванович Скурихин, он же Казак.

В этом месте Бурлак обратил внимание, что на заседании отсутствовал не только покойный Хряк, но и Казак, и Дуля. И тут же узнал почему. Казак-де не ландаутист, а всего лишь первоклассный наемник, пусть и выполнявший наиболее ответственные задания «центра», а потом и лично Корнилова-Двуреченского. Более того, оказалось, что таких немало. Обладая о попаданцах неполной информацией или не имея ее вовсе, террористы и преступники всех мастей тем не менее служили людям из будущего! Но, разумеется, таким, как Казак, не место в руководстве ячейки СЭПвВ. Не говоря уже о «дуболоме» Дуле, которого даже и с генетической аномалией, которой у него не было, не посадили бы за один стол с остальными. «А я его пытал про ландаутистов…» — подивился Юра.

— Ну а задачей Корнилова было не просто ловить мелкую шушеру, — продолжал Монахов, — а готовить с помощью верных людей акции против крупных сановников империи и самого императора! Через это он должен был расположить к себе так называемых вольных ландаутистов — партизан времени, которые давно вынашивали планы сместить Николая Второго и мечтали посадить на трон его более сговорчивого брата.

Для этого, если верить докладчику, гениальный дезертир вошел в доверие не только к главному сыщику и московским бандитам, но и к августейшей фамилии, воздействуя через лучшую подругу императрицы, фрейлину Анну Вырубову. Не являясь ландаутисткой, Аня тем не менее была посвящена в некоторые детали работы службы — что является грубейшим нарушением протокола СЭПвВ! — и «под воздействием гипнотического обаяния Викентия Саввича» докладывала ему о каждом шаге царской семьи, думая, что стоит на страже их интересов. Прозреет она только после революции. Этим частично и объясняется то, что последние полвека своей жизни она будет отшельницей, приняв монашеский постриг и замаливая грехи…

— Фактически Корнилов возглавил заговор против царя, расставив на ключевые места своих людей. Стоял в том числе за последним покушением на Николая Второго. И не за тем фиктивным, которое мы планировали возглавить, а за реальным, которое нам удалось предотвратить благодаря сметке Ратманова… Тем самым он снова грубо нарушил протокол СЭПвВ, вмешавшись в ход времени и попытавшись нарушить пространственно-временной континуум!

Ну а последним гвоздем в крышку гроба Корнилова-Двуреченского стал… генерал-кавалерист и один из лучших офицеров императорской армии Алексей Брусилов. Будучи ландаунутым от рождения, тем не менее он не принял предложений ни о работе на СЭПвВ, ни о помощи вольным ландаутистам — и там и там его пытался завербовать все тот же Игорь Иванович, выполнявший функции двойного агента. А поскольку генерала пока что[81] не удалось склонить ни на одну сторону, и при этом он является носителем секретной информации о деятельности службы — это очередное, уже третье по счету грубое нарушение протокола!

В докладе возникла пауза. И Бурлак решил, что присутствующие давно не слышали его голоса.

— Позвольте полюбопытствовать, Александр Александрович! — начал он деликатно. — А чем принципиально отличаетесь от Корнилова-Двуреченского вы? Вы тоже состоите и в СЭПвВ, и в ячейке партизан времени. Мы все, конечно, поражаемся вашей работоспособности, но не вы ли одновременно планируете теракты и предотвращаете их? Не вы ли входите в доверие к приближенным царской семьи, чтобы одной рукой организовать заговор, а другой ценой героических усилий… ударить себя по первой руке? Чем, спрашивается, вы лучше Викентия Саввича, Азефа, Гапона или других агентов-провокаторов?[82]

Это был удар под дых. В комнате установилась гнетущая тишина.