Тайна поместья Эбберли - Кейт Латимер

в Эбберли шесть лет назад. Насколько Айрис знала от капитана Марча, полиция времени не теряла и разыскала почти всех. Не сумели найти только мисс Фенвик и Дженкинсов, родителей погибшего шофёра. Дженкинсы явно были живы, просто не хотели, чтобы их кто-то нашёл, а вот со старушкой Фенвик всё было не так просто. Выяснилось, что она была жива: пенсию, которую раз в год выплачивал ей трастовый фонд, она получала исправно. Чеки отправляли письмом до востребования в почтовое отделение на вокзале Виктория в Манчестере. Обналичивали их в день получения в банке через дорогу. Большего выяснить о мисс Фенвик пока не удалось.

Инспектор Годдард не настаивал на приезде Ментона-Уайта в Эбберли – Оксфорд был не так уж и близко, и допрос могли провести местные полицейские. Но профессор вызвался приехать сам. Он обнял Айрис так, словно она была его любимой племянницей, и выразил глубочайшие сожаления, что ей пришлось пережить столь тяжёлые события. К неудовольствию Айрис, профессор бо́льшую часть дня находился в библиотеке. Нельзя было сказать, что он наблюдал за тем, что она делает, но он проявлял очень уж живой интерес к её работе, давал советы и постоянно был рядом. Из-за этого она не могла вновь заняться пересмотром старых книг. Профессор сразу бы понял, что она занимается не тем, чем должна, и начал бы задавать вопросы, а Айрис не хотелось делиться с ним информацией. Она даже инспектору Годдарду решила ничего не говорить, пока не найдёт ту самую запись, а Ментона-Уайта это тем более не касалось.

Со всеми прочими она почти не виделась, кроме как за столом. Руперта словно укротило присутствие жены, и он прекратил отпускать колкости, так что завтраки, обеды и ужины протекали спокойно и на вид даже мило. Правда, это спокойствие вряд ли могло кого-то обмануть.

Чем занимался Руперт в остальное время дня, сложно было понять, как будто бы отдыхал. Он несколько раз заходил в библиотеку, искал книги для себя и Кристины, а ещё Айрис каждый день видела его в парке. Кристина и малыш проводили на улице часа по четыре ежедневно, и Руперт обычно гулял вместе с ними.

У них была чудесная семья – как с картинки. Айрис решила, что Руперт очень любит жену. Он менялся рядом с ней, от язвительности не оставалось и следа; он смотрел на Кристину так, словно каждое её движение приводило его в восторг и самой страшной вещью в мире было для него опечалить её. Любила ли Кристина Руперта? Айрис казалось, Кристина любит всех и никого в особенности. Она была доброй и жизнерадостной в какой-то чрезмерно искренней, даже простодушной манере; и болтала она столь же простодушно. За ужином во вторник профессор Ментон-Уайт заговорил о том, какое чудесное место – Эбберли, Кристина согласилась, и Дэвид предложил ей и Руперту чаще приезжать сюда. Начался разговор о прелестях деревенской жизни, и Кристина очень рассудительно объяснила, что ей было бы тревожно жить с маленьким ребенком в поместье, где ближайший доктор находится в часе езды, и это в хорошую погоду, да и неизвестно, что за доктора в этом Стоктоне. Потом она сказала, что, когда ребёнок вырастет, ему будет недоставать товарищей для игр, а когда станет ещё старше, поблизости не будет приличной школы.

– Как только разрешится эта непонятная ситуация с наследством, мы переедем в Лондон. Руперту должен отойти дом в Кенсингтоне. Все говорят, что детям там очень хорошо. Руперт ещё сомневается, жить в том доме самим или продать, но я не сомневаюсь!.. Он найдёт работу в Лондоне не хуже, чем в Кроли, я уверена. Да и, может быть, ему вообще не нужно будет работать… – она повернулась к мужу, сидящему рядом, и широко ему улыбнулась. – Поскорее бы.

Все за столом были смущены, а Мюриэл, которая сейчас занимала тот самый дом, не сумела скрыть раздражения:

– Кристина, дорогая, поразительно, как вы нетерпеливы! Вы ждёте этого наследства всего два года – куда меньше всех остальных.

Кристина раскрыла рот, чтобы что-то ответить, но Руперт её опередил, видимо опасаясь, что ответ может получиться ещё более неловким.

– Сейчас наконец-то будут развязаны руки по многим вопросам, особенно связанным с деньгами, с бизнесом, – сказал он. – Это действительно было проблемой, особенно для Дэвида.

Дэвид поспешил это подтвердить, лишь бы Кристина снова не начала вслух мечтать о том, как её муж получит наследство.

И при всём при этом Кристина не вызывала неприязни. Было совершенно ясно, что в её словах не было ни жестокости, ни жажды наживы, разве что почти детская сосредоточенность на своих нуждах и желаниях.

Айрис иногда болтала с ней – вечером в малой гостиной или днём во время прогулок. Когда бы Айрис ни выходила в парк, Кристина уже была там. Мэтью или спал в коляске, или бегал по лужайкам, а Кристина следила за ним.

В один из дней Айрис, когда вернулась с прогулки в дом, увидела Энид. Та стояла возле высокого окна в холле и наблюдала за Кристиной, катившей коляску вокруг пруда. Айрис показалось, что Энид простояла тут уже долго и видела, как они с Кристиной разговаривали, – они сделали вместе два круга.

– Беседовали о подгузниках? – спросила Энид.

– Не совсем. Миссис Вентворт рассказывала про свой садик в Кроли.

Энид закатила глаза, развернулась и пошла в сторону лестницы.

Айрис подождала, пока она поднимется и стихнет звук шагов, а потом сама поднялась на второй этаж.

Она остановилась у комнаты Дэвида. От кого-то из горничных она знала, где находится комната, но необходимости приходить туда у неё никогда не возникало. И вот теперь она стояла и не решалась постучаться.

Айрис хотела рассказать ему, что звонил инспектор Годдард и сообщил, что Сомерсет-Хаус не смог найти людей с фамилией Фернсби, которые могли бы оказаться родителями Руперта, нашли только того самого Руперта, погибшего в Котгрейве в 1939 году в возрасте пяти лет.

Дэвид не приходил работать в кабинете после обеда, и Айрис сомневалась, стоило ли вообще беспокоить его. В конце концов, полиция не обнаружила ничего, чего бы они уже не знали.

Айрис так и стояла возле двери, не зная, постучаться ей или нет.

Из-за двери была слышна музыка.

После того как нашли тело, Дэвид Вентворт не включал те записи, что раньше. По крайней мере, когда Айрис доводилось слышать. Это была классика, но не что-то узнаваемое… Сегодня Айрис впервые узнала арию. Это был «Плач Дидоны»[12].

Айрис прислонилась к стене возле двери. Ей нужно было постучаться или уйти. Она не могла сделать ни того, ни другого. Она не могла сейчас войти к нему, просто не могла… Она не хотела знать, что Дэвид Вентворт сейчас чувствует, не хотела бы застать даже малый след отчаяния на его лице, – вдруг бы он не успел его скрыть? Но и уйти она тоже не могла. Душераздирающая боль этой музыки точно приковала её к полу. Дидона пела так прекрасно и горько, что невозможно было уйти, не услышав следующую ноту, и следующую, и следующую…

Музыка стихла ненадолго. Послышался звук шагов, а потом снова: «Дай руку, Белинда!»

У Айрис сдавило в груди так, что стало трудно дышать. Цепляясь рукой за стену, точно в полусне, она дошла до лестницы.

* * *

В конце ужина Дэвид сказал, что ему нужно кое-что обсудить с семьёй и поэтому он просит не расходиться сразу по комнатам.

– И что мы будем обсуждать? – спросил Руперт.

– Дату похорон.

Руперт неловко опустил вилку в тарелку, так что несколько горошин скатились на скатерть, и резко повернулся к Дэвиду:

– То есть они уже…

– Да, мне сегодня звонили из полиции насчёт этого. Давай поговорим позже.

После ужина Дэвид, Руперт, Кристина, Энид и её мать ушли в новую гостиную. Айрис отправилась в библиотеку, собираясь поискать образец почерка, но профессор Ментон-Уайт пришёл туда вслед за ней. На него напала охота поболтать, и хотя Айрис всегда нравились и профессор, и беседы с ним, сейчас она вполуха слушала его рассуждения. Запомнила она только одно: что раз уж скоро будут похороны, профессор решил остаться в Эбберли до них.

Всю ночь Айрис слышала в голове голос Дидоны.

Когда я лягу в землю…

* * *