В здоровом теле... - Данила Комастри Монтанари

— Знаешь, зачем он меня вчера вызывал? Хочет, чтобы я велел отремонтировать целую инсулу! К тому же выселил оттуда известного лекаря и уволил арендатора. Отныне плату будет собирать какой-то бродяга, некий Проб, а я должен буду лично заниматься всем остальным. Будто у меня других дел нет!

— И что я должен сказать, если мне пришлось обегать всех ювелиров Рима, чтобы найти того, кто согласится изготовить для него скальпели?

— Я уже вижу, как наш почтенный домус превращается в больницу для нищих! — простонал Парис.

— Эта интриганка на него пагубно влияет. Подумать только, раньше я жаловался на куртизанок, но тех-то он, по крайней мере, наутро выпроваживал!

Пока они изливали душу, подошел удрученный повар.

— Святая Артемида! Мне пришлось перевернуть полмира, чтобы меня купил один из самых утонченных ценителей вкуса в Риме, и что в итоге? Я как раз упражнялся в своих изысканнейших блюдах, когда хозяин мне приказывает: «Простую еду, Ортензий! Хватит этих сложных яств, что губят здоровье! Отныне — много сырых овощей и фруктовых салатов». Скажите на милость, зачем в этом доме нужен хороший повар?

— Можешь не объяснять, Ортензий, нам тоже пришлось давиться твоими сырыми травками за ужином! — вздохнул Кастор.

— И к тому же хозяин стал совсем мало пить. Что мне нравилось в этом доме, так это как вино лилось рекой.

— Он занялся своими поместьями в Кампании, о которых до сих пор почти не вспоминал. Теперь сует нос повсюду и хочет внести бог весть сколько изменений. Я так больше не могу! — Благочестивый управляющий был на грани слез.

Кастор обнял товарищей по несчастью и, подозрительно оглядываясь, словно боясь, что его подслушают, прошептал:

— А вы подумали… что если пагубное влияние этой женщины не ограничится одним эпизодом… что если оно станет постоянным?

Перед выпученными глазами троицы пронеслась череда ужасающих картин.

— Ты ведь не хочешь сказать… — пролепетал Парис, — хозяйка!

Кастор заглянул коллеге в самую душу и тяжело кивнул.

— Нет! Только не здесь! Не в моем домусе! — в отчаянии взвыл управляющий.

Годы обид и вражды испарились в одно мгновение, и двое обнялись, как давно потерянные братья.

— Ну, не надо так, Парис! — утешил его грек, пытаясь совладать с собственной тревогой. — Конечно, это твой дом, мы все это прекрасно знаем. Но по закону, понимаешь, он принадлежит ему. И потом, эта история длится всего с десяток дней. Наши страхи могут оказаться напрасными!

— Да ты посмотри, как хозяин изменился! И он ведь с ней даже не спал! — скулил тот.

— Представь, если она сюда переедет! Потребует проверить счета, захочет управлять прислугой.

— Никаких больше красивых рабынь, никакого вина, — запричитал Кастор.

— Вареные травки, — в отчаянии простонал Ортензий.

И три скорбных голоса слились в жалобном хоре.

— Ты не должен этого допустить, Кастор! Только ты можешь нас спасти! — решительно выпалил Парис.

Грек удрученно покачал головой.

— Сделай это ради Нефер, которую, при ее-то красоте, тут же вышвырнут вон! — убеждал его управляющий.

— Сделай это ради Ортензия, чья карьера будет загублена в самом начале!

— А я мог бы стать поваром императора! — всхлипнул бедный повар.

— Сделай это ради Фабеллия, который вместо того, чтобы блаженно спать в своей каморке, будет вынужден бодрствовать день и ночь! — распалялся вольноотпущенник, вкладывая в свою речь страсть великих ораторов Форума. — Или хотя бы сделай это ради Поликсены. Он забрал ее из лупанария и до сих пор не соизволил позвать к себе в постель. Если бы не твои щедрые усилия, бедняжка рисковала бы провести остаток жизни в целомудрии! Сделай это ради Кармида, ради Модеста, ради Плацида, ради Кореллии…

Кастор, опасаясь, что этот педант Парис перечислит по именам всех ста с лишним рабов домуса, поспешил его успокоить.

Он отеческим жестом положил ему руку на плечо и кивнул.

— Я попробую, друзья, я попробую. Но сейчас давайте заключим священный и нерушимый договор: никаких жен в этом доме!

Руки троих мужчин сомкнулись в безмолвной клятве.

— Я иду говорить с ним! — с мужской решимостью объявил грек и направился к покоям господина.

Аврелий, увы, уже давно был на ногах. В последние дни он рано ложился спать, неизменно и удручающе трезвый.

— Добро пожаловать, Кастор! — весело приветствовал он его. — Ты мне как раз нужен. Тут куча дел, которые нужно разгрести!

«Плохое начало», — подумал слуга, стараясь не падать духом.

— У меня великолепная новость, господин! — с энтузиазмом воскликнул он. — Лоллия Антонина вот-вот вернется в Рим!

Грек с трепетом ждал.

Он пустил в ход лучшую стрелу из своего расшатанного лука. Лоллия была единственной из многочисленных любовниц Аврелия, оставившей сколько-нибудь заметный след, и Кастор достаточно хорошо знал хозяина, чтобы понимать, до какой степени эта аристократичная и безрассудная матрона его влекла.

Да, она тоже была довольно опасна, но, по крайней мере, сражалась честным и предсказуемым оружием: обаянием, лукавством, чувственностью — всем тем, чему всегда можно было противостоять.

А эта Мнесарета… как остановить женщину, которая опутывает намеченную жертву сетью честности, мудрости и благих намерений? Даже хитроумнейший александриец не был готов к подобной схватке! Пустив свою стрелу, грек ждал, когда она достигнет цели, предвкушая эффект.

Но стрела с оглушительным свистом пролетела мимо цели.

— Ах, да? — без особого любопытства произнес патриций и невозмутимо продолжил: — Ты нашел те скальпели, что я просил тебя поискать?

«Непостоянный, ветреный! И доверяй после этого мужчинам», — удрученно подумал слуга, пока его плодовитое воображение спешно искало другой способ отвлечь хозяина.

— Тебе удалось повидаться с семьей Рубеллия, хозяин? — спросил он, надеясь отвлечь внимание патриция от щипцов и бинтов.

— Я велел доложить о моем визите сегодня.

— Отлично, господин, я, как обычно, тебя сопровожу. Я знаю, где они живут: скромный дом за Марсовым полем, близ Винного порта. По дороге живет одна куртизанка, которая…

— Куртизанка? — переспросил сенатор, будто секретарь упомянул какое-то мифическое животное.

— Тебе бы следовало поостеречься, Кастор, я бы не хотел, чтобы ты подхватил какую-нибудь дурную болезнь!

— О, Диана Эфесская, Исида благословенная, Геката бессмертная! — выпалил грек. — Мы уже до этого докатились!

Нубийские